Бог Войны

Повисло молчание. Я вспоминал тот вечер, когда Этельфлед, милая Этельфлед попросила меня поклясться защищать ее племянника. И я защищал его, а он нарушил клятву, заявив, что я не убил его врага. И это правда, за исключением того, что я все-таки стал причиной смерти этого врага и потерял хороших воинов.

— Я не нарушу клятву, — сказал я.

— Пес любит свой поводок, — пробормотал Эгиль.

— Так северного союза не будет? — спросил сын, и я понял, что он считал этот союз самым разумным вариантом.

— Я не верю, что Этельстан желает мне зла, — твердо сказал я. — Он слишком многим мне обязан. Если шпионы Константина говорят, что оружие собирают на восточной дороге, значит, Этельстан вводит его в заблуждение. Этельстан умен! Он внушает Константину, что нападет с той стороны, но не станет этого делать! Он ударит по Камбрии подобно молнии на его щите. — Я посмотрел на Эгиля. — Скажи Троэлсу, что я отказался.

— Скажу, — спокойно ответил Эгиль.

— Отец... — начал мой сын и осекся от моего взгляда. Затем набрал в грудь воздуха и продолжил: — Этельстан хочет получить Беббанбург, мы это знаем! Да, он хочет выбить скоттов из Камбрии, но он желает управлять всей Нортумбрией! Откуда же еще тогда начать, если не отсюда?

— Этельстан вышибет проклятых скоттов из Камбрии, — жестко сказал я. — Он выберет западную дорогу.

Спустя месяц войско Этельстана выступило в поход. Флот шёл вдоль берега, а армия двигалась на север по римской дороге. В Линдкольне, где расположились воины Этельстана после отъезда из Бургэма, они получили новенькие ярко выкрашенные щиты и длинные копья со стальными острыми наконечниками. И пошли дальше.

На Беббанбург.

Глава девятая

Флот прибыл раньше. Шесть кораблей показались в первый день. Типичные корабли западных саксов с тяжелыми тупыми носами, на каждом от сорока до пятидесяти гребцов. Ветер был слабым, но они шли с поднятыми парусами с символом Этельстана на каждом: дракон, держащий в лапе молнию. Нос всех кораблей венчал крест.

Корабли приближались со стороны островов Фарнеа, пролив там широкий, но опасный, если кормчий не знает здешних вод. Они шли друг за другом, и стало ясно, что на головном корабле есть опытный кормчий, так ловко они избегали опасностей и гребли до тех пор, пока не увидели наши бастионы. Гребцы затабанили, люди на кормовых площадках прикрыли ладонями глаза от солнца и смотрели на нас, но на приветствия не ответили. Затем корабли развернулись и ушли в море. Заходящее солнце отражалось на вздымающихся и опускающихся веслах.

— Значит, сюда они не пойдут, — пробурчал Финан, имея в виду нашу бухту.

Вместо этого они прошли за головным кораблём к южной гряде островов Фарнеа и заночевали там. Им повезло, что ветер был слабый. Им было бы безопаснее встать в мелкой бухте Линдисфарены, но там они уязвимы для моих воинов.

— Они нам не друзья? — спросила Бенедетта, когда на рассвете мы увидели шесть мачт, выступающих над островами.

— Наверняка нет, — ответил я, а позже отправил рыбацкую лодку с Осви, переодетым в провонявшие рыбой лохмотья, чтобы сойти за рыбака.

— Не друзья они нам, господин, — подтвердил он. — Кричали, чтобы мы проваливали.

Прошло полдня, и вскоре с юга прискакал один мой арендатор и рассказал, что к нам выступила целая армия.

— Их тысячи, господин! — сказал он, и вскоре после этого мы заметили на юге первый столб дыма.

За свою жизнь мы насмотрелись на такие столбы дыма, говорящие о том, что сожжена ещё одна ферма. Я насчитал шесть и отправил двоих всадников на север, предупредить Эгиля.

К ночи прибыли ещё двадцать три корабля. В основном такие же, как первые шесть, тупоносые и тяжелые, все с полной командой. Дюжина из них были грузовыми, и все они, включая первые шесть, укрывшихся среди островов, проложили себе путь через отмели и путаницу каналов и встали на мелководье Линдисфарены. Теперь там стало слишком много людей, чтобы мой гарнизон мог на них напасть. Мы могли только наблюдать за отблесками костров на юге.

На рассвете пришла армия. Сначала больше трехсот всадников, а потом и пешие, бредущие по дневной жаре. Там шли вьючные лошади и мулы, женщины с какой-то поклажей, потом опять воины и снова лошади. Я насчитал по меньшей мере одиннадцать сотен человек, и наверняка еще кто-то шел по длинной южной дороге. Часть всадников проскакала через деревню навстречу своим морякам.

Все деревенские бежали в крепость, гоня впереди скот. Воины заняли их дома, хотя, насколько мы могли видеть, особого ущерба не наносили. У меня в гавани стояло три корабля, включая Спирхафок, и ещё восемь рыбацких судёнышек. Охраны я не держал, и корабли легко могли захватить и сжечь, однако никто не пробовал подобраться к ним вплавь. И никто не пришёл к воротам Черепа для переговоров, а сам я переговорщика подыскивать не собирался, даже после того, как воины с топорами зачем-то вырубили рощицу у южного края деревни, сложили ветки в огромную кучу и подожгли. Дым стоял до самого неба.