Богач, бедняк. Нищий, вор

— Мам, — мягко сказал Рудольф, — отец умер.

— Это ему хочется, чтобы люди так думали. Но я-то знаю его лучше. Он не умер, а сбежал.

— Мам… — взмолился Рудольф.

— И сейчас, в эту самую минуту, смеется над всеми. Ведь тело так и не нашли, правда?

— Думай как хочешь, — вздохнул Рудольф. — Мне надо собрать сумку. Я останусь ночевать в Нью-Йорке. — Он прошел к себе в комнату и бросил в сумку бритву, кисточку, пижаму и чистую рубашку. — Тебе что-нибудь надо? — крикнул он матери. — Как у тебя с ужином?

— Открою консервы, — ответила Мэри и, кивнув в сторону улицы, спросила: — Ты поедешь с этим парнем?

— Да, с Брэдом.

— Это тот, что из Оклахомы? С Запада?

— Да.

— Мне не нравится, как он водит. Лихач. Не доверяю я этим жителям Запада. Почему ты не поедешь на поезде?

— Какой же смысл тратить деньги на поезд?

— К чему тебе будут деньги, если ты погибнешь в машине?

— Мам…

— К тому же теперь у тебя полно будет денег. У такого-то, как ты, мальчика. При таком-то дипломе. — Она разгладила бумагу с латинским текстом. — Ты хоть иногда думаешь, что я буду делать, если с тобой что-нибудь случится?

— Ничего со мной не случится. — Рудольф защелкнул сумку. Он торопился.

Она увидела, что он весь — нетерпение. Спешит оставить ее у окна.

— Меня выбросят на помойку как собаку, — сказала она.

— Мам, у нас ведь сегодня праздник. Надо радоваться.

— Я закажу рамку для твоего диплома. Что ж, развлекайся. Ты это заслужил. Только не слишком задерживайся. Где ты остановишься? Дай мне телефон на всякий случай.

— Ничего не случится.

— И все-таки.

— Я буду у Гретхен, — сказал он.

— Блудница! — Они никогда не говорили о Гретхен, но Мэри знала, что Рудольф с ней видится.

— О господи, — вздохнул Рудольф.

Мэри, конечно, перегнула палку и сама это знала, но не хотела сдавать позиций.

Он нагнулся и поцеловал ее на прощание, а также в знак извинения за вырвавшееся восклицание. Она прижала его к себе. Она опрыскала себя туалетной водой, которую он купил ей ко дню рождения. Мэри не хотела, чтобы от нее пахло как от старухи.

— Ты ничего не сказал о своих планах, — заметила она. — Теперь ведь у тебя начинается настоящая жизнь. Я думала, ты найдешь минутку, посидишь со мной, расскажешь… Хочешь, я приготовлю чай…

— Завтра, мам. Завтра я обо всем тебе расскажу, не беспокойся. — Он еще раз поцеловал ее и исчез, легко сбежав по лестнице.

Мэри Джордах встала, проковыляла к окну и села в свою качалку — старуха, проводящая все время у окна. Пусть видит.

Машина покатила прочь. Он так и не взглянул наверх.

Они все ее бросают. Все как один. Даже лучший из них.

Машина с ревом вскарабкалась на холм и въехала в знакомые каменные ворота. Даже в этот солнечный июньский день от обрамляющих подъездную аллею тополей падали темные скорбные тени. Окруженный неухоженными цветочными клумбами дом постепенно, но неуклонно ветшал.

— Падение дома Эшеров, — сказал Брэд, разворачивая машину и направляя ее во двор. Рудольф так часто бывал здесь, что у него подобных ассоциаций не возникало. Для него это был просто дом Тедди Бойлена. — Кто здесь живет? Дракула?

— Один хороший знакомый, — ответил Рудольф. Он никогда не рассказывал Брэду о Бойлене. — Друг семьи. Он помог мне получить образование.

— Деньгами? — спросил Брэд, останавливая машину и критически оглядывая каменную громаду дома.

— В известной мере, — сказал Рудольф. — Но и другим.

— А на садовника у него не хватает?

— Его это не интересует. Идем, я познакомлю тебя с ним. Нас ждет шампанское. — И Рудольф вышел из машины.

— Мне застегнуться на все пуговицы? — спросил Брэд.

— Да, — сказал Рудольф.

Он подождал, давая Брэду время застегнуть ворот рубашки и подтянуть галстук. Рудольф впервые заметил, какая у него толстая короткая плебейская шея.

Они пересекли усыпанный гравием двор и подошли к высоким дубовым дверям. Рудольф позвонил. Он был рад, что пришел не один. Ему не хотелось наедине с Тедди Бойленом объявлять о своем решении. Звонок прозвенел в глухой дали, словно вопрос, обращенный к могиле: «Ты еще жив?»

Дверь открыл Перкинс.

— Добрый день, сэр, — поздоровался он.

Из гостиной доносились звуки рояля. Рудольф узнал сонату Шуберта. Тедди Бойлен водил его на концерты в Карнеги-холл и часто давал слушать музыку с проигрывателя: его радовало то, с каким удовольствием Рудольф научился ее распознавать и как быстро мог отличить хорошее исполнение от плохого, среднее — от гениального. «Я собирался забросить музыку, а тут ты появился в моей жизни, — сказал ему как-то Бойлен. — Я не люблю слушать ее в одиночестве и ненавижу слушать с людьми, которые только делают вид, что она их интересует».

Перкинс повел молодых людей в гостиную. Даже сейчас он вел их цепочкой. Брэд перестал сутулиться и шагал выпрямившись — так подействовал на него большой сумрачный холл.

— Мистер Джордах и его друг, — объявил Перкинс, распахивая дверь в гостиную.

Бойлен доиграл пассаж и поднялся с табурета. На столе стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом, рядом два высоких узких бокала.

— Добро пожаловать. — Он с улыбкой протянул Рудольфу руку. — Рад тебя видеть.