Богач, бедняк. Нищий, вор

Она включила настольную лампу и увидела, что сын не спит. Он лежал в пижаме на своей кроватке — рядом на подушке тряпичный жираф, — медленно водил руками по воздуху, точно рисовал какие-то узоры в сигаретном дыму, плывшем сюда снизу. Гретхен почувствовала себя виноватой, но не запретишь же людям курить только потому, что наверху спит четырехлетний ребенок, которому это может не нравиться. Она нагнулась и поцеловала сына в лоб. После ванны от малыша пахло мылом и чистой детской кожей.

— Когда я вырасту, — сказал он, — не буду никого приглашать в гости.

Не в отца пошел, подумала Гретхен. Хотя и точная его копия: светловолосый, на щеках ямочки. Ничего от Джордахов. Впрочем… Наверное, Томас в детстве был таким же.

— Спи, Билли. — Гретхен склонилась над кроваткой и поцеловала его еще раз. Потом подошла к столу и села, радуясь тому, что не слышит больше гула голосов, уверенная, что никто ее не хватится, просиди она тут хоть всю ночь. Она взяла лежавшую на столе книгу — «Основы психологии». Две страницы посвящены тесту Роршаха. Познай себя. Познай своего врага. Она ходила на вечерние курсы при Нью-Йоркском университете. Если она их не бросит, то через два года получит диплом. Ее угнетало ощущение своей необразованности, и она стеснялась просвещенных друзей Вилли, а порой и его самого. А кроме того, ей нравилось сидеть в аудитории, быть среди людей, которых интересуют не только деньги, или положение в обществе, или пребывание на публике.

Когда родился Билли, Гретхен ушла из театра. «Вернусь туда позже, когда он подрастет и я не буду нужна ему целый день», — убеждала она себя тогда. Но теперь уже твердо знала, что никогда не будет актрисой. Не велика потеря. Ей пришлось подыскивать работу, которой можно было бы заниматься дома, и, к счастью, она нашла ее без труда. Стала помогать Вилли: когда ему надоедало или он был занят другими делами, писала за него рецензии на радиопостановки, а затем и на телепрограммы. Поначалу он подписывался под ее статьями, но вскоре ему в редакции предложили административную работу с повышением жалованья, и с этих пор она ставила под рецензиями свою подпись. Редактор с глазу на глаз сказал ей, что она пишет гораздо лучше Вилли, но она к тому времени уже сама поняла, чего стоит литературное дарование мужа. Однажды, разбирая старый чемодан, она наткнулась на первый акт его пьесы. Полное убожество. То, что казалось умным и смешным, когда Вилли рассказывал, на бумаге превращалось в пошлость. Конечно, она не сказала ему о своем впечатлении, как не сказала, что вообще прочла его пьесу, но стала настойчиво склонять перейти на административную работу.

Она взглянула на лист желтоватой бумаги, вставленный в машинку. Сверху карандашом был выведен вариант заголовка: «Песенка коммерсанта», и Гретхен скользнула глазами по странице. «Наивный вид, — писала она, — который считается отличительной чертой американцев, с выгодой используется коммерсантами, обманом или упорством навязывающими нам свои товары независимо от того, полезны они нам, нужны или, наоборот, опасны. Нас смешат, чтобы мы покупали суповые концентраты, пугают, чтобы всучить джем для завтрака, цитируют “Гамлета”, предлагая автомобили, несут околесицу, чтобы мы приобретали слабительное…»

Гретхен поморщилась. Недотянуто. К тому же бесполезно. Кто будет ее слушать и тем более что-то предпринимать? Американцам кажется, что они покупают то, что хотят. Большинство ее гостей там, внизу, в той или иной мере наживаются именно на том, что их хозяйка осуждает здесь, наверху. Напитки, которые они пьют, куплены на деньги, заработанные с помощью «Песенки коммерсанта». Она вытащила лист из машинки и бросила в мусорную корзинку — все равно эту статью никто никогда не напечатает. Об этом позаботится даже сам Вилли.

Она снова подошла к кроватке мальчика. Он заснул, крепко прижав к себе жирафа, и спал на удивление спокойно. Что ты будешь покупать, что будешь продавать в моем возрасте? Каких наделаешь ошибок? Сколько понапрасну растратишь любви?

На лестнице послышались шаги, и Гретхен быстро нагнулась, делая вид, что заправляет одеяло на кроватке. Вилли открыл дверь.

— А я-то думал, куда ты девалась.

— Я пыталась прийти в себя.

— Гретхен, — укоризненно сказал он. Лицо его слегка покраснело от выпитого, а на верхней губе выступили капельки пота. Он начал лысеть — лоб стал почти как у Бетховена, тем не менее выглядел он по-прежнему мальчишкой. — Они не только мои друзья, но и твои.

— Ничьи они не друзья, — отрезала Гретхен. — Просто любят выпить, вот и все.

Она чувствовала, что ведет себя как стерва. Перечитав начало своей статьи, Гретхен еще больше разозлилась, а ведь именно поэтому она ушла наверх. И ей вдруг стало досадно, что сын так похож на Вилли. «Я ведь тоже там была», — хотела она сказать.

— Что же, по-твоему, я должен делать? Выгнать их?

— Да, выгнать.

— Ты же знаешь, что это невозможно. Пошли вниз, дорогая. А то они бог знает что начнут о тебе думать.