Богач, бедняк. Нищий, вор

Рудольф и Джули шли к Пятой авеню в душистом июньском теплом воздухе. Он не держал ее под руку. «Здесь не место для серьезного разговора, — сказал он ей на вечеринке. — Пошли отсюда».

Но и на улице дело не пошло лучше. Джули шагала на расстоянии от Рудольфа. Ее полные губы были обиженно поджаты. Шагая рядом с Джули по темной улице, Рудольф подумал: не лучше ли расстаться с ней прямо тут. Рано или поздно это, вероятно, все равно произойдет, так лучше пусть будет раньше, чем позже. Потом он подумал, что в таком случае никогда больше не увидит ее, и пришел в отчаяние. Тем не менее он продолжал молчать. Он понимал, что в сражении, происходившем между ними, победит тот, кто будет дольше молчать.

— У тебя там есть женщина, — сказала она наконец. — Поэтому ты и хочешь остаться в этой дыре.

Рудольф рассмеялся.

— Можешь смеяться, все равно меня не обманешь. — В голосе Джули звучала горечь — она не забыла о том, как они пели вместе, или о том, как он говорил: «Я люблю тебя». — Тебе вскружила голову какая-нибудь продавщица из галантерейного отдела, или кассирша, или еще кто-то. Ты спишь с ней, я знаю.

Он снова рассмеялся, задевая ее своим целомудрием.

— А если нет, значит, ты неполноценный. Мы встречаемся уже пять лет, ты говоришь, что любишь меня, но мы только целуемся.

— Ты никогда не намекала, что ждешь большего.

— Что ж. Вот и намекнула. Жду. Сейчас. Сегодня. Я остановилась в «Сент-Морице», номер девятьсот двадцать три.

Опасаясь попасть в западню, не желая овладевать беспомощной девушкой на смятой постели, он сказал:

— Нет.

— Либо ты мне врешь, либо ты ублюдок.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Можем пожениться хоть на следующей неделе.

— И где же мы проведем наш медовый месяц? В отделе дачной мебели универмага Колдервуда? Я предлагаю тебе свое белое непорочное тело, — насмешливо продолжала она. — И не требую взамен никаких обязательств. Кому нужна свадьба? Я свободная, эмансипированная, чувственная американка! Я только что произвела сексуальную революцию, победив со счетом десять к нулю.

— Нет, — сказал он. — И перестань выражаться как моя сестра.

— Ублюдок, — сказала она. — Ты хочешь похоронить меня вместе с собой в унылом провинциальном городишке. А я всегда считала, что ты умный, что у тебя впереди блестящее будущее. Хорошо, я выйду за тебя замуж. Выйду на будущей неделе. Но при условии, что ты поедешь в Европу, а осенью начнешь изучать право. Впрочем, последнее не обязательно. Мне не важно, чем ты будешь заниматься, но мы должны жить в Нью-Йорке. Я тоже буду работать. Я хочу работать. А что мне делать в Уитби? Весь день думать, какой надеть фартук к твоему приходу домой?

— Я обещаю, что через пять лет мы будем жить в Нью-Йорке или в любом другом месте, где ты пожелаешь.

— Ты обещаешь! Обещать легко. Но я не собираюсь вычеркнуть из своей жизни целых пять лет. Я тебя просто не понимаю. Ну скажи на милость, что это тебе даст?

— Я начинаю работать на два года раньше всех, с кем я учился. И знаю, что делаю. Колдервуд мне доверяет. А Колдервуд скоро будет ворочать крупными делами. Магазин лишь первый шаг, можно сказать, трамплин. Колдервуд этого не знает, но я знаю. И когда я перееду в Нью-Йорк, то буду не просто никому не известным молодым человеком, только что окончившим колледж и обивающим пороги в поисках работы. Я не буду стоять в прихожих и держать шляпу в руках, дожидаясь, пока меня примут. Когда я приеду в Нью-Йорк через пять лет, меня будут встречать уже у дверей. Я слишком долго был бедным, Джули, и сделаю все, чтобы никогда не быть бедным снова.

— Тебя породил Бойлен. Он погубил тебя. Деньги!.. Неужели они так много для тебя значат? Одни только деньги…

— Не говори как богатая маленькая стерва, — сказал он.

— А если и так… Вот если бы ты решил стать юристом…

— Я не могу больше ждать, — сказал он. — Я ждал слишком долго. И с меня хватит учебы. Нужен мне будет юрист, я найму его. Если хочешь быть со мной — прекрасно. Если нет… — Но он не мог заставить себя продолжить и виновато повторял: — Если нет… Джули, я не знаю… Я думал, что все знаю, все понимаю. Но я не понимаю тебя.

— Я обманывала родителей, чтобы только быть с тобой. — Она уже плакала. — Но ты не тот Рудольф, которого я любила. Ты марионетка в руках Бойлена. Я возвращаюсь в отель. Я не хочу больше с тобой говорить.

Безудержно рыдая, она махнула проходившему мимо такси, вскочила в него и захлопнула дверцу.

Застыв на месте, он глядел вслед удалявшейся машине. Затем повернулся и медленно побрел обратно к дому сестры. У него там осталась сумка. Гретхен постелит ему на диване в гостиной. Девятьсот двадцать три — запомнил он номер в отеле.