Богач, бедняк. Нищий, вор

При разводе Мэри-Джейн неплохо себя обеспечила. Рудольф никогда еще не лежал на более широкой и мягкой кровати, при свете настольной лампы (Мэри-Джейн настояла на том, чтобы не тушить ее), в большой, с ковром на полу, комнате, где стены затянуты жемчужно-серым шелком и все указывает на дорогого декоратора. Темно-зеленые бархатные портьеры заглушали уличный шум. Предшествующее (длившееся совсем недолго) произошло в гостиной с высоким потолком, обставленной золоченой мебелью эпохи Директории с большими зеркалами в золоченых рамах, где расплывчато отражалась слившаяся в поцелуе пара.

— Главное происходит во внутренних покоях, — сказала Мэри-Джейн, оторвавшись от Рудольфа, и, не спросив его согласия, повела за собой в спальню. — Я только зайду в ванную, — добавила она, сбросила туфли и, почти не шатаясь, прошествовала в примыкавшую к спальне ванную, откуда тотчас донесся звук льющейся воды и звяканье флаконов.

«Немного похоже на прием у врача, который готов сделать тебе небольшую операцию, — с досадой подумал Рудольф, не спеша раздеваться. Когда Мэри-Джейн попросила отвезти ее домой после полуночи, притом что в доме оставалось еще лишь четверо или пятеро гостей, у Рудольфа и в мыслях не было, что нечто подобное может произойти. У него немного кружилась от выпитого голова, и он боялся, что будет, когда он ляжет. Он подумал было тихонько сбежать, но Мэри-Джейн, повинуясь интуиции или голосу опыта, звонко крикнула:

— Еще минутку, дорогой! Устраивайся поудобнее.

Рудольф разделся, поставил туфли рядышком под стул, а на сиденье аккуратно сложил одежду. Постель была уже разобрана (подушки в наволочках, обшитых кружевами, голубые простыни), и он, слегка дрожа, нырнул под одеяло. Во всяком случае, он не постучит этой ночью в дверь номера 923.

Он лежал под одеялом, закрыв глаза, снедаемый любопытством и немного страхом. «Рано или поздно это должно произойти, — думал он. — Чем этот день хуже других?»

Комната словно ныряла и кружилась, и кровать под ним ритмично подпрыгивала, будто привязанная лодка на мелкой волне. Он открыл глаза, как раз когда Мэри-Джейн вошла в комнату, голая, высокая и великолепная, с маленькими округлыми грудями и пышными бедрами, — тело, не испорченное материнством или невоздержанностью. Она стояла над ним и смотрела на него из-под полуприкрытых век, ветеран многих оргий, подбирающая одиночек; рыжие волосы, казавшиеся черными в свете лампы, свисали над ним.

Его член мгновенно и неожиданно встал, толстый, как пилон, как дуло пушки. Его раздирали гордость и смущение — он чуть не попросил Мэри-Джейн выключить свет. Но прежде чем он успел вымолвить хоть слово, Мэри-Джейн нагнулась и резким движением отбросила одеяло.

Она стояла у кровати, разглядывая его и слегка улыбаясь.

— Маленький братик, — шепотом произнесла она, — прелестный маленький братик. — Затем нежно дотронулась до него. Он конвульсивно дернулся. — Лежи спокойно, — приказала она. Ее руки, словно маленькие умные зверьки, задвигались по нему. Он затрепетал. — Лежи спокойно, я сказала, — уже довольно резко произнесла она.

Все кончилось быстро, позорно быстро — внезапно вылетела дугой струя, и Рудольф услышал собственный всхлип. Она встала возле него на колени, прильнула губами к его губам, опытные руки были ему теперь неприятны, он задыхался от запаха ее волос, сигаретного дыма, духов.

— Мне очень жаль, — сказал он, когда она оторвалась от него. — Я просто не мог…

— Нечего извиняться, — с хохотком произнесла она. — Я польщена. Я считаю, что ты воздал мне. — Изящно изогнувшись, она скользнула в постель рядом с ним, натянула на них обоих одеяло, прижала Рудольфа к себе, ее нога шелком накрыла его бедра, его семя смазывало обоих. — Не волнуйся, маленький братик, — сказала она. И провела языком по его уху — по телу снова пробежала дрожь, вплоть до пальцев ног, электрический разряд от электрической лампы. — Я уверена, что через две-три минуты ты будешь как новенький, маленький братик.

Хоть бы она не называла его «маленьким братиком». Рудольфу не хотелось напоминаний о Гретхен. Она так странно посмотрела на него, когда он уходил с Мэри-Джейн.

Дар предвидения, которым обладала Мэри-Джейн в своей области, не обманул ее. Буквально через несколько минут ее руки снова разбередили его, и он совершил то, ради чего она положила его в свою постель. Рудольф вошел в нее со всей силой, накопившейся за годы воздержания.

— О боже, хватит, прошу тебя, хватит, — наконец вскричала она, и он, в последний раз глубоко войдя в нее, кончил вместе с ней.

«Ублюдок! — услышал он горестное восклицание Джули. — Ублюдок…» Пришла бы за доказательством в эту комнату, послушала бы эту женщину.

— Твоя сестра говорила, что ты все еще девственник, — сказала Мэри-Джейн.

— Не будем об этом, — обрезал он ее.

Они лежали рядом, на спине; Мэри-Джейн перебросила ногу через его колено. Она курила, глубоко втягивая дым, который медленно поднимался вверх, когда она его выдыхала.

— Надо будет мне отрыть еще парочку девственников, — заметила она. — Это все-таки правда?

— Я же сказал: не будем об этом.