Богач, бедняк. Нищий, вор

— Но ведь это всего лишь средняя школа, а вы всю жизнь преподавали в колледжах, — возразил Рудольф.

— Я хочу уехать из этой проклятой страны, — мрачно сказал Дентон.

Рудольф никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл Америку проклятой страной, и его потрясла горечь в словах Дентона. Мальчиком в школе он пел «Господь благословил твою страну» вместе с сорока мальчиками и девочками и сейчас вдруг понял, что, став взрослым, по-прежнему верит в это.

— Не такая уж она и плохая, как вам кажется, — заметил он.

— Она даже хуже.

— Все забудется, и вас пригласят обратно.

— Никогда! — воскликнул Дентон. — Я не вернусь, даже если меня будут умолять об этом на коленях.

«Человек без родины» — Рудольф со школы помнил эту книгу, где бедного изгнанника перебрасывают с корабля на корабль, ему не суждено больше увидеть берега страны, в которой он родился и на чей флаг он не сможет смотреть без слез. Женева… этот корабль без флага. Рудольф посмотрел на Дентона, уже ставшего изгнанником, и почувствовал жалость, смешанную с презрением.

— Могу я вам чем-то помочь? — спросил Рудольф. — Вам нужны деньги?..

Дентон отрицательно покачал головой.

— На первое время нам хватит. Мы продаем дом. Цены на недвижимость сильно поднялись с того времени, как мы его купили. Страна процветает!.. — Он сухо рассмеялся, потом резко встал. — Ну, мне пора домой. Каждый день я учу жену французскому.

Он позволил Рудольфу расплатиться. На улице Дентон поднял воротник пальто и стал еще больше похож на старого алкоголика.

— Я буду писать вам из Женевы. — Он вяло пожал Рудольфу руку. — Самые нейтральные письма. Бог его знает, кто нынче вскрывает почту. — И, шаркая, двинулся прочь согбенный старый ученый в толпе граждан своей проклятой страны.

Рудольф посмотрел ему вслед и зашагал назад в магазин. Он дышал полной грудью, чувствуя себя молодым и счастливым, счастливым.

Он был из тех, кто стоит в очереди в кино, дожидаясь возможности посмеяться, а мимо бредут страдальцы. Пятьдесят миллионов мертвецов, но кинотеатры по-прежнему работают.

Ему было жаль Дентона и радостно за себя. Теперь все пойдет хорошо, все пойдет так, как ему хочется. Сегодня ему дан знак, предвестие.

На следующее утро в 11.05, спокойный и полный оптимизма, Рудольф сел с Колдервудом в поезд. И когда они отправились в вагон-ресторан, не жалел о том, что не может заказать себе выпить.

Глава 5

1955 год

— Зачем ты каждый раз приходишь за мной? — недовольно ворчал Билли, когда они шли домой. — Что я, маленький, что ли?

— Скоро уже будешь всюду ходить сам, — сказала она, машинально беря его за руку у перехода.

— Когда?

— Скоро.

— Когда?

— Когда тебе исполнится десять лет.

— Черт побери!

— Ты ведь знаешь, что нельзя так говорить.

— А папа говорит.

— Ты не папа.

— Ты тоже иногда так говоришь.

— Ты не я. И я тоже зря так говорю.

— Тогда почему все-таки говоришь?

— Потому что сержусь.

— А я тоже сейчас сержусь. Все ребята ходят домой одни, и мамы не встречают их у ворот, как маленьких.

Гретхен знала, что это правда, и понимала, что она слишком беспокойная мать и когда-нибудь поплатится за это, но ничего не могла с собой поделать: ей страшно было даже подумать, что Билли будет ходить один по Гринич-Виллидж, где столько машин. Она несколько раз предлагала Вилли переехать в пригород ради сына, но Вилли отверг эту идею.

— Я не из тех, кто живет в Скардейле, — сказал он.

Она понятия не имела, чем отличаются те, кто живет в Скардейле. Она знала многих, кто живет в Скардейле или в похожих местах, это были самые разные люди, как и везде — пьяницы, охотники за чужими женами, церковные прихожане, политические деятели, патриоты, ученые, самоубийцы — словом, всякие.

— Когда? — снова упрямо спросил Билли, пытаясь вырвать свою руку из ее руки.

— Когда тебе будет десять лет, — повторила она.

— Еще целый год ждать! — захныкал Билли.

— Ты удивишься, как быстро он пройдет, — сказала она. — А теперь застегни-ка пальто. Не то простудишься.

Мальчик играл на школьной площадке в баскетбол и изрядно вспотел. А в предвечернем октябрьском воздухе чувствовалась прохлада, и с Гудзона дул ветер.

— Еще целый год, — повторил Билли. — Это бесчеловечно.

Она рассмеялась, нагнулась и поцеловала его в макушку, но он тут же дернулся в сторону:

— Сколько раз я просил тебя не целовать меня при всех!

Навстречу им шла большая собака, и Гретхен еле сдержалась, чтобы не сказать сыну: «Не трогай пса».

— Привет, старина, — сказал Билли, — привет. — И погладил собаку по голове, почесал за ушами, свободно чувствуя себя с животными.

«Он думает, ничто живое не причинит ему зла, — мелькнуло в голове Гретхен. — И никто, кроме матери».

А пес помахал хвостом и пошел дальше.