Богач, бедняк. Нищий, вор

Рудольф уставился на закрытую дверь. Сколько живет ненависть? В семье, наверное, вечно. Он подошел к кровати, собрал деньги в конверт и заклеил его. Сегодня слишком поздно нести их в банк. Придется на ночь положить в гостиничный сейф.

Одно было ему ясно. На себя он их не потратит. Завтра он вложит эти деньги в акции «Д.К. энтерпрайзис» на имя своего брата. Придет время, и Томасу они понадобятся, но тогда их будет уже не пять тысяч, а гораздо больше. Деньгами не заслужишь прощения, но они помогают в конечном счете залечивать старые раны.

Рудольф смертельно устал, но о сне не могло быть и речи. Он снова вытащил разработки архитекторов — грандиозные замыслы, бумажные мечты, замки на песке, надежды многих лет, осуществленные далеко не идеально. Он смотрел на карандашные линии, которые через полгода превратятся в фамилию Колдервуд, начертанную неоном на фоне северного неба. И скривился в гримасе разочарования.

Зазвонил телефон. Раздался голос Вилли — он был явно на взводе, но трезв.

— Принц-коммерсант, не приедешь к нам поужинать с моей старушкой и со мной? Отправимся в близлежащий кабак.

— Извини, Вилли, — отказался Рудольф, — но я сегодня занят. У меня назначена встреча.

— Выпей за меня, Принц, — небрежно произнес Вилли. — До скорой встречи.

Рудольф медленно положил трубку на рычаг. Скорой встречи с Вилли у него не будет, во всяком случае за ужином.

«Оглядывайся, Вилли, когда выходишь за дверь». Рудольф внутренне произнес эти слова, но не вслух.

Глава 7

I

«Дорогой сын, — читал Томас строчки, написанные круглым почерком школьницы. — Рудольф дал мне твой нью-йоркский адрес, и я решила воспользоваться возможностью и после стольких лет восстановить связь с моим пропавшим мальчиком».

«О господи, — подумал Томас, — еще одна весть из глубинки». Он только что пришел домой и обнаружил письмо на столике в передней. До него донеслись стук кастрюль на кухне и чавканье малыша.

— Я дома! — крикнул он, прошел в гостиную и сел на диван, отодвинув мешавшую пожарную машину. Он сидел на диване, обитом оранжевым шелком — Тереза настояла на том, чтобы купить именно такой, — и решал, читать письмо или тут же его выбросить.

В комнату вошла Тереза. Она была в фартуке, покрытое тоном лицо слегка блестело от пота. Следом за ней на четвереньках полз малыш.

— Письмо получил, — проворчала она. После того как он сообщил, что его пригласили поехать выступать в Англию, и она поняла, что ее он с собой не возьмет, она была настроена не слишком дружелюбно. — Почерк женский.

— Господи, это от моей матери.

— Так я тебе и поверила!

— На, посмотри сама. — Он сунул письмо ей под нос.

Она сощурилась, чтобы прочесть. Тереза была очень близорука, но не хотела носить очки.

— Почерк слишком детский для матери, — сказала она, недовольная тем, что пришлось отступить. — Значит, теперь у тебя еще и мать объявилась. Твоя семья растет не по дням, а по часам. — И, взяв на руки ребенка, который тут же захныкал, она ушла на кухню.

Назло Терезе Томас решил дочитать письмо до конца и узнать, что надо старой ведьме.

«Рудольф рассказал, при каких обстоятельствах вы встретились, и, должна признаться, я была очень огорчена твоим выбором профессии. Впрочем, учитывая характер твоего отца и пример, который он давал тебе, упражняясь с этим мешком, что висел на дворе, в этом нет ничего удивительного. Во всяком случае, это, я думаю, честный способ зарабатывать на жизнь. Твой брат говорит, ты остепенился, женат, и у тебя есть ребенок. Надеюсь, ты счастлив.

Рудольф не рассказал мне, какая у тебя жена, но я надеюсь, что ты с ней живешь лучше, чем жила я с твоим отцом. Не знаю, говорил ли тебе Рудольф, но твой отец в один прекрасный вечер взял и куда-то исчез. Вместе с кошкой.

Я болею, и, по-видимому, дни мои сочтены. Хотела бы съездить в Нью-Йорк поглядеть на моего сына и маленького внука, но мне такая поездка не под силу. Если бы Рудольф счел нужным купить машину, а не мотоцикл, может, я бы и приехала. Была бы у него машина, он, может, иногда возил бы меня по воскресеньям в церковь, и я смогла бы постепенно искупить свою вину за годы, прожитые в безбожии, на которое меня обрек твой отец. Впрочем, мне грех сетовать. Рудольф очень добр, заботится обо мне и даже купил для меня телевизор, который помогает мне коротать длинные дни. Рудольф так много работает над своим проектом, что почти не бывает дома. Приходит только ночевать. Судя по всему, особенно по тому, как он одевается, дела у него идут хорошо. Но он всегда умел хорошо одеваться и всегда умудрялся иметь карманные деньги.

Не буду кривить душой — я не мечтаю о воссоединении всей нашей семьи, так как я выбросила твою сестру из своего сердца. Для этого у меня было достаточно причин. Но если бы я снова увидела обоих моих сыновей вместе, то заплакала бы от радости.

Всю жизнь я много работала, ужасно уставала и не выказывала любви, какую питала к тебе. Но сейчас, на закате моих дней, может, мы сумеем восстановить между нами мир.