Богач, бедняк. Нищий, вор

— Если ты такая образованная шишка с дипломом помощника в кармане и все такое, чего ради торчишь тут с нами, простыми матросами? — грубо сказал Томас. — Может, твое место на шикарном теплоходе? Нацепил бы офицерский белый китель и танцевал бы с какой-нибудь богатой наследницей!

— Я нисколько не задаюсь, Джордах, — виновато сказал Дуайер. — Честное слово, не задаюсь. Просто иногда хочется с кем-нибудь поговорить, а ты вроде одного со мной возраста, к тому же американец, и потом знаешь себе цену, я это сразу заметил. Все остальные на этом пароходе — просто скоты. Вечно надо мной насмехаются. А я не такой, как они, у меня есть честолюбие. Я не играю с ними в их шулерский покер. Ты наверняка это заметил.

— Ничего я не заметил, — сказал Томас.

— Они думают, что я гомик. Ты и этого не заметил?

— Нет, не заметил, — ответил Томас. В кают-компании он бывал только во время завтрака, обеда и ужина.

— Это моя беда, — сказал Дуайер. — Куда бы я ни пришел наниматься третьим помощником, всюду повторяется одно и то же. Сначала проверяют мои документы и рекомендации, потом пару минут со мной разговаривают, потом начинают этак странно на меня поглядывать и говорят, что вакансий нет. А я уже наперед знаю, что вот сейчас опять на меня так посмотрят. Но только я вовсе не гомик, Джордах! Клянусь Богом!

— Тебя никто не заставляет ни в чем клясться, — сказал Томас. От этого разговора ему стало не по себе. Он не желал ничего знать о чужих секретах и неприятностях. Ему хотелось просто выполнять свою работу, заходить на судне в разные порты и плавать по морям в одиночестве.

— Да у меня, черт побери, невеста есть! — крикнул Дуайер, вытащил из заднего кармана брюк бумажник и вынул из него фотографию. — На, посмотри. — Он сунул фотографию Томасу под нос. — Это моя девушка и я. Прошлым летом в Наррангасс-Бич. — На снимке очень хорошенькая пухлая девушка со светлыми кудряшками стояла рядом с Дуайером, невысоким, но поджарым и мускулистым, как боксер легкого веса. Оба были в купальных костюмах. — Ну разве я похож на гомика? И разве девушка похожа на такую, что пойдет за гомика?

— Нет, — признался Томас.

Волна, ударившись о нос судна, обдала фотографию брызгами.

— Спрячь лучше, — сказал Томас. — А то от воды испортится.

Дуайер достал носовой платок, вытер карточку и убрал ее в бумажник.

— Я просто хотел, чтоб ты знал, — сказал он, — что, если мне иногда захочется подойти к тебе поговорить, в этом ничего такого нет.

— Ладно, — сказал Томас. — Буду знать.

— Главное, чтоб была ясность, — почти воинственно сказал Дуайер. — Вот и все. — Он резко повернулся и зашагал прочь по проходу между банками с нефтью, выставленными на палубу.

Томас тряхнул головой, почувствовав на лице холодные брызги. У всех свои заботы. Полный пароход забот. Но если каждый на этом чертовом судне будет рассказывать тебе о том, что его гложет, впору сигануть за борт.

Он присел на носу, чтобы избежать брызг, и лишь время от времени поднимался, чтобы посмотреть, нет ли чего впереди, — он ведь был на вахте.

«Стать помощником, — подумал он. — Если собирается работать на море — почему бы и нет? Надо расспросить как бы между прочим Дуайера, что требуется, чтобы им стать. Не важно, гомик Дуайер или нет».

Они были уже в Средиземном море и шли через Гибралтар, но погода стала еще хуже. Капитан, без сомнения, возносил на мостике молитвы Господу Богу и Адольфу Гитлеру. Никто из офицеров не свалился по пьянке за борт, и Дуайер пока не получил повышения. Он и Томас сидели за металлическим столом, привинченным к палубе в кубрике на корме. Противовоздушные пушки давно демонтировали, но никто не потрудился переделать помещение для команды. Там стояло по крайней мере десять писсуаров. Должно быть, ребята-артиллеристы писали как сумасшедшие, стоило им услышать гул самолета над головой, подумал Томас.

Шторм был настолько сильным, что судно бросало с волны на волну и гребной винт то и дело выныривал из воды, а корма моталась из стороны в сторону и трещала — Дуайеру и Томасу приходилось хватать разложенные на столе бумаги, книги и карты, чтобы все это не свалилось на пол. Но кают-компания была единственным местом, где они могли вместе посидеть и поработать. Они занимались каждый день по меньшей мере часа по два, и Томас, никогда не утруждавший себя в школе, удивлялся, как быстро он схватывает объяснения Дуайера о правилах навигации, о работе с секстантом, о звездных картах, о погрузке — все это Томас должен знать как свои пять пальцев, когда будет сдавать экзамен на третьего помощника. А еще его удивляло, какое удовольствие доставляют ему эти занятия. Размышляя об этом, когда он лежал на своей узкой койке, прислушиваясь к храпу двух других матросов, спавших с ним в одной каюте, он чувствовал, что понимает, почему в нем произошла такая перемена. Дело не только в возрасте. Он по-прежнему ничего не читал, даже газеты, даже спортивные колонки. Но морские карты, технические проспекты, чертежи двигателей и формулы обещали ему помочь найти выход из этой гнусной жизни. Долгожданный выход.