Богач, бедняк. Нищий, вор

— У меня с собой нет даже зубной щетки, — сказал Дуайер.

— Куплю я тебе зубную щетку! Разве ты сам не прожужжал мне все уши, какой ты замечательный моряк и как ты еще мальчишкой гонял плоскодонку по озеру Верхнему?..

— Какое отношение имеет Верхнее к Канну?

— Морячок… — обратилась к Томасу проститутка в расшитом стеклярусом платье, низко вырезанном на груди. — Морячок, хочешь купить славной дамочке славненького винца, а потом весело проведем время еще с одной девочкой? — И она улыбнулась, сверкнув золотыми зубами.

— Пошла вон, — сказал Томас.

— Salaud [22], — произнесла безо всякой враждебности женщина и отошла к музыкальному автомату.

— Какое отношение имеет Верхнее озеро к Канну? — повторил Томас. — Я тебе объясню какое. Значит, если тебе верить, ты недурно плавал по Верхнему…

— Ну, я…

— Так плавал или не плавал?

— Бога ради, Томми, — взмолился Дуайер. — Я же никогда не говорил, что я Христофор Колумб или еще какой-нибудь великий мореплаватель. Просто в детстве я действительно плавал на плоскодонке и катерах и…

— Короче, ты умеешь с ними обращаться, так или нет? — настаивал Томас.

— Да, конечно, умею, — признал Дуайер. — Но я пока не понимаю…

— В порту в Канне можно взять напрокат яхту, — прервал его Том. — Мне хочется собственными глазами поглядеть, на что ты годишься. По части теории, карт и книг ты дока. А вот как у тебя дело обстоит на практике? Или я должен просто принять твои слова на веру, как и то, что ты не гомик?

— Томми! — воскликнул обиженный Дуайер.

— Ты мог бы поучить меня. Я хочу перенять опыт настоящего специалиста. А впрочем, черт с тобой. Если ты такой трус, я поеду один. Возвращайся как паинька на судно.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — сказал Дуайер. — Я никогда в своей жизни ничего подобного не делал, но я согласен. Хрен с этим пароходом! — И он залпом осушил кружку пива.

— Устроим грандиозное турне! — сказал Томас.

Все было не так прекрасно, как в запомнившуюся ему далекую пору, потому что на этот раз с ним был Дуайер, а не та лихая англичанка. Но тем не менее было хорошо. И уж куда лучше, чем стоять вахту на «Эльге Андерсон», жрать всякую дрянь и спать в вонючей каюте с двумя храпящими марокканцами.

Они сняли номер в маленькой дешевой, но не слишком плохой гостинице позади улицы Антиб и пошли купаться, хотя еще стояла весна и вода была такой холодной, что долго в ней не просидишь. Но белые здания были такими же, как и тогда; такое же розовое вино; такое же голубое небо, а в порту, как и тогда, замерли на воде роскошные яхты.

Они взяли напрокат маленький парусник. Дуайер не врал — он действительно умел управлять малыми суденышками. За два дня Томас многому у него научился и уже почти уверенно ставил парусник на якорь, спускал паруса, плавно подходил к причалу и швартовался.

Но большую часть времени они проводили в порту: медленно бродили по пирсам и молча восхищались застывшими у причалов и отдраенными к предстоящему летнему сезону парусниками, шхунами, большими яхтами и катерами.

— Подумать только, в мире такая уйма денег, а нам ничего не перепало, — качал головой Томас.

Они облюбовали бар на набережной Сен-Пьер, куда часто захаживали матросы и капитаны прогулочных катеров. Среди них были англичане, а многие знали английский. Том и Дуайер при любой возможности вступали с моряками в разговор. Никто из них, казалось, не работал до десятого пота, и бар всегда, во все часы дня, был наполовину полон. Томас и Дуайер научились пить анисовую водку, потому что все вокруг пили ее и она была дешевая. Девчонок они так и не подцепили: те, что зазывали их из машин на Круазетт или позади порта, слишком много запрашивали. Впрочем, Томас впервые в жизни готов был обходиться без женщины. Его вполне устраивало любоваться портом, кипевшей в нем жизнью, взрослыми мужчинами, жившими круглый год, работая на красавцах судах. И никакого над тобой начальства девять месяцев в году. А летом стоять у штурвала стотысячной яхты, ездить в Сен-Тропез, в Монте-Карло, на Кипр и заходить в порт с девушками в купальных костюмах на палубе. И у всех, казалось, были деньги. Жалованье они пополняли за счет магарычей от агентов по снабжению и ремонтных мастерских, а также подправкой счетов. Ели и пили они как короли, и те, что постарше, просто не просыхали.

— Эти ребята, — сказал Томас после четырех дней пребывания в городе, — решили для себя все проблемы.

Он подумал было совсем распроститься с «Эльгой Андерсон» и попытаться пристроиться на одну из яхт на лето, но выяснилось, что, если ты не капитан, тебя скорее всего наймут на три-четыре месяца с мизерной оплатой, а весь остальной год живи как знаешь. Хоть Томасу и нравился Канн, не станет он восемь месяцев голодать здесь.

Дуайер был заворожен не меньше его. Возможно, даже больше. Он никогда раньше не был в Канне, но всю жизнь любил корабли и любовался ими. То, что Томас открыл для себя, уже будучи взрослым, для Дуайера было источником удовольствия с детства.