Богач, бедняк. Нищий, вор

— О Тедди Бойлене, — сказала Гретхен таким тоном, словно это разумелось само собой. — Он тогда подцепил меня. И я стала такой, какая я есть, в основном благодаря ему. Мужчины, с которыми я спала, попадали в мою постель благодаря ему. В Нью-Йорк я убежала из-за него. Из-за Тедди Бойлена я встретила Вилли Эббота, которого в конце концов стала презирать, потому что он мало чем отличался от Тедди Бойлена, и полюбила Колина, потому что он был полной противоположностью Тедди Бойлену. Мои гневные статьи, которые все считали такими умными, были выпадами против Америки, потому что она породила таких, как Тедди Бойлен, и дала им легкую жизнь.

— У тебя навязчивая идея… Судьба семьи! Может, тебе сходить к цыганке, выспросить ее о себе, повесить на шею амулет и наконец успокоиться?

— Мне не нужно ходить ни к какой цыганке. Если бы я не познакомилась с Тедди Бойленом и не переспала с ним, Том, по-твоему, поджег бы крест на его холме? По-твоему, его выслали бы как преступника, если бы на свете не было Тедди Бойлена? По-твоему, он бы стал тем, что он есть, если бы остался в Порт-Филипе и жил дома?

— Может быть, и не стал бы, — признал Рудольф. — Но тогда случилось бы что-нибудь другое.

— И тем не менее случилось то, что случилось. Был Тедди Бойлен, который спал с его, Томаса, сестрой. Что же касается тебя…

— О себе я сам все знаю, — прервал ее Рудольф.

— Так ли? Ты думаешь, что окончил бы колледж, если бы Тедди Бойлен не дал тебе денег? Одевался бы так, как сейчас, если бы не он? И был бы так же помешан на успехе и деньгах и так же ломал бы себе голову над тем, как достигнуть вершины кратчайшим путем, если бы не Тедди Бойлен? Думаешь, нашелся бы кто-то другой, кто стал бы водить тебя на концерты и в художественные галереи, помог бы тебе окончить школу и привил бы такую аристократическую уверенность в себе? — И она допила второй мартини.

— О’кей, — сказал Рудольф. — Я воздвигну монумент в его честь.

— Кстати, может быть, тебе и следует это сделать. При деньгах твоей жены ты теперь вполне можешь себе это позволить.

— Удар ниже пояса, — сердито сказал Рудольф. — Ты ведь знаешь, что я и понятия не имел…

— Об этом-то я и говорю. Твое вечное везение превратило наше джордаховское уродство во что-то другое.

— А как насчет твоего собственного джордаховского уродства?

Гретхен вдруг переменилась: ее голос утратил резкость, лицо стало печальным, мягким и молодым.

— Когда я была с Колином, я не была чудовищем, — сказала она.

— Да…

— Мне никогда уже не найти второго Колина.

Рудольф ласково дотронулся до ее руки — весь его гнев улетучился, стоило ему почувствовать, как безутешна сестра в своем горе.

— Ты ведь не поверишь мне, если я скажу, что, думаю, найдешь?

— Не поверю.

— А как же ты собираешься жить дальше? Сидеть дома и всю жизнь носить траур?

— Нет.

— А что ты решила делать?

— Пойду учиться.

— Учиться? — не веря своим ушам, переспросил Рудольф. — В твоем-то возрасте?

— Поступлю на вечерние курсы Калифорнийского университета, там же, в Лос-Анджелесе. Тогда я смогу жить дома и приглядывать за Билли. Я уже заходила туда, разговаривала. Меня примут.

— И чему же ты станешь учиться?

— Ты будешь смеяться.

— Я сегодня ни над чем не смеюсь, — сказал Рудольф.

— Идею подал мне отец одного мальчика из класса Билли. Он психиатр.

— О господи!

— Еще одно подтверждение того, что тебе везет, — сказала Гретхен. — Ты способен сказать «о господи!» при слове «психиатр».

— Извини…

— Так вот, он работает по совместительству в клинике с непрофессиональными психоаналитиками. У них нет диплома врача, но они прослушали курс по психоанализу, сдали экзамен и имеют право браться за случаи, не требующие слишком глубоких знаний психиатрии. Они применяют групповую терапию, занимаются детьми, почему-то не желающими учиться читать и писать, детьми, ведущими себя намеренно агрессивно, замкнутыми детьми из распавшихся семей, молодыми женщинами, ставшими фригидными из религиозных соображений или из-за сексуальной травмы в детстве и порывающими с мужьями, негритянскими и мексиканскими детьми, которые, начиная ходить в школу позже других, не могут догнать остальных учеников и теряют веру в себя…

— Короче говоря, — нетерпеливо прервал ее брат, — вооружившись клочком бумаги, который тебе выдадут после окончания курса университета, ты собираешься решать целую кучу проблем: и негритянские, и мексиканские, и религиозные, и…

— Я буду пытаться решить хотя бы одну проблему или, может быть, две, а может, и сотню, — сказала Гретхен. — И при этом буду решать собственную проблему. Я буду занята и кому-то полезна.

— В общем, не станешь заниматься чем-то бесполезным, как я, твой брат, — сказал явно уязвленный Рудольф. — Ты это хочешь сказать?

— Вовсе нет, — сказала Гретхен. — Ты тоже по-своему приносишь пользу. А я хочу приносить пользу по-своему, только и всего.

— И сколько на это потребуется времени?

— Два года минимум для получения степени, — сказала Гретхен. — Затем закончу по психоанализу…

— Ты никогда не закончишь. Встретишь какого-нибудь мужика и…

— Возможно, — сказала Гретхен. — Сомневаюсь, но все может быть…