Богач, бедняк

— Что случилось? Что там произошло? — нетерпеливо перебил его Рудольф.

— Здесь у нас такая неразбериха, что, боюсь, не смогу вам изложить все по порядку, вразумительно рассказать обо всех событиях, — говорил Уолтер. — Когда вчера вечером Оттман попытался проникнуть в общежитие, студенты забаррикадировали вход и не пустили туда полицейских. Президент Дорлэкер пытался заставить Оттмана увести от здания своих людей, но тот наотрез отказался. Они предприняли еще одну попытку войти в здание, но студенты стали швырять в них чем попало. Оттману попали камнем в глаз, говорят, ничего серьезного, но его все равно отправили в больницу, и в результате полицейские отказались от штурма, по крайней мере вчера вечером. Тем временем другие студенты организовали массовый марш протеста, и, боюсь, сейчас они все собрались перед вашим домом. Я недавно там побывал и должен с сожалением доложить, что лужайка перед домом в ужасном состоянии. Миссис Джордах держится только на успокоительном и…

— Расскажешь об остальном, когда вернусь, — перебил его Рудольф. — Вылетаю на первом же самолете рейсом из Вашингтона.

— Я этого ожидал, — сказал Уолтер, — и взял на себя смелость отправить Скэнлона на автомобиле за вами. Он будет ждать вас в аэропорту Ла Гуардия.

Рудольф, схватив чемодан с портфелем, поспешил вниз и выписался из отеля. Военная карьера Билли Эбботта на некоторое время побудет в состоянии неопределенности.

Скэнлон, толстый, грузный мужчина, всегда сопел при разговоре. Он все еще числился в полиции, но ему было под шестьдесят, и он готовился к своей отставке. Он страдал ревматизмом и воспринял как акт милосердия свое назначение на должность шофера к Рудольфу. Чтобы всем преподать наглядный урок экономии городской казны, Рудольф продал автомобиль прежнего мэра, собственность города, и теперь ездил только на своем собственном.

— Если бы мне пришлось начинать все сначала, — громко сопя, говорил Скэнлон, — то никогда не подписал бы контракт с полицией в городе, где так много этих проклятых студентов или ниггеров, клянусь богом!

— Скэнлон, прошу вас, поосторожнее, — упрекнул его Рудольф.

Он пытался с первого дня исправить словарь своего водителя. Но все попытки оказались бесполезными. Он сидел на переднем сиденье со старым полицейским, который ехал ужасно медленно и выводил Рудольфа из себя. С ума сойти можно! Но Рудольф не мог сам сесть за руль — старик мог обидеться.

— Сэр, я прав, — не унимался Скэнлон. — Они настоящие дикари, звери. У них не больше уважения к закону, чем у стаи хищных гиен. Ну а что касается полиции, то они просто смеются над нами. Мне неудобно вмешиваться в ваши дела, господин мэр, но на вашем месте я немедленно обратился бы к губернатору штата с просьбой прислать войска.

— Не надо с этим торопиться, — сказал Рудольф.

— Помяните мои слова, — продолжал Скэнлон. — Все к этому идет. Вы только посмотрите, что они натворили в Нью-Йорке и в Калифорнии.

— Мы с вами не в Нью-Йорке и не в Калифорнии, — сказал Рудольф.

— У нас здесь полно студентов и ниггеров, — упрямо гнул свое Скэнлон. — Если бы вы только увидели собственными глазами, что они вытворяли у вашего дома, то не стали бы возражать.

— Я слышал об этом, — ответил Рудольф. — Они вытоптали всю лужайку перед домом, набезобразничали в саду.

— Они натворили куда больше, — сказал Скэнлон. — Я там сам, правда, не был, но там был Руберти, он мне все рассказал. — Руберти был тоже полицейским. — Грех даже упомянуть о том, что они делали, сказал мне Руберти. Так и сказал — грех вспоминать. Они требовали вас, распевали похабные песенки, молодые девушки изъяснялись на самом грязном, самом непристойном языке. Потом вырвали с корнем все деревья в вашем саду, а когда миссис Джордах отворила дверь…

— Неужели она открыла дверь? — в ужасе спросил Рудольф. — Для чего она это сделала?

— Ну, они стали бросать в ваш дом чем попало. Кусками дерна, грязью, пивными банками, и орали словно безумные: «Пусть выходит этот сукин сын, мать его так!» Это они про вас, господин мэр. Мне даже стыдно повторять при вас эти слова. Там находились только Руберти и Цимерманн, остальные полицейские были в студенческом городке. Ну и что эти двое могли сделать с улюлюкающими, орущими дикарями, которых там собралось не меньше трехсот? Так вот, как я сказал, миссис Джин отворила дверь и заорала на них.

— О боже! — вздохнул Рудольф.

— Я вам правду говорю, ее может подтвердить вам потом любой, — рассказывал Скэнлон. — Когда миссис Джордах открыла дверь, все увидели, что она сильно пьяна и, хуже того, — абсолютно голая.

Рудольф смотрел прямо перед собой на красные хвостовые огни впереди идущих машин, на яркие фары автомобилей, мчащихся им навстречу по другой стороне шоссе.

— Там оказался какой-то фотограф из студенческой газеты, — продолжал Скэнлон. — Он сделал несколько снимков со вспышкой. Руберти кинулся за ним, но остальные пацаны взяли его в «коробочку», и тот улизнул. Не знаю, право, для чего им понадобились такие фотографии, но они у них есть, это ясно.