— Мне-то зачем? Я вольный орел-стервятник. Стервой питаюсь.
— Да пошел ты к черту!
— А я давно в его объятиях.
Около двух часов пополуночи они выехали из Ростова и через двадцать минут подкатили к маленькой деревянной церквушке, едва мерцающей в ночи узкими оконцами.
Очень молодой священник с жиденькой бородкой сам открыл им двери. Никакого смущения он не выказывал, быстро объяснил, что и как кому положено делать. Возле алтаря возжег еще несколько свечей и лампаду у темной иконы с ликом Богородицы.
«Молодые» выглядели великолепно, это Даше пришлось признать. Неизвестно, где Катя раздобыла фату, на белый свитер повесила золотой православный крест, белая же юбка едва прикрывала колени, да и Андрюша лицом в грязь не ударил. Обручальные кольца тоже оказались нефальшивые и недешевые.
Греф со своими обязанностями справился лучше всех.
По ходу дела Дашу объявили «крестной матерью». От чего она вовсе потерялась.
Вся процедура заняла не более двадцати минут. После чего собрались в номере Малашенко, где великий кулинар уже подготовил свадебный стол.
Дружно покричали «Горько!» и весело посидели до шести утра. Потом разошлись по своим номерам.
В полдень зашли в краеведческий музей, а затем двинулись в обратную дорогу. В Ярославле искупались и простились с Волгой, а потом уже без остановок летели до Москвы.
Уже на Рублевском шоссе Греф спросил:
— Как общие впечатления от вояжа?
— Грустные, — ответила Даша. — Чувствуешь себя дремучим невеждой.
— Это ерунда.
— Почему же?
— Ты не чувствуешь себя невеждой, коль скоро не понимаешь толка в китайской поэзии. А более миллиарда китайцев от нее в полном восторге.
— Но свое-то, родное, исконное, знать надо?
— Оставь. Исконное по-настоящему — это надо на Север ехать. Кижи, Устюг, Заонежье. Там все стоит почти нетронутое. А здесь уже прилизали и навели лакировку. Валаам, Соловки — вот это и есть Русь изначальная, без следов монголо-татарского нашествия. Ну а самое сильное впечатление от чего?
— Покрова на Нерли.
— Скажи пожалуйста! Медведи из тайги, оказывается, тоже кое-что могут чувствовать.
— Многое я тебе все-таки прощаю, Греф, — вздохнула Даша. — Сама не знаю почему.
Глава 8
Телевизионную рекламу «Афро» начали давать на двух программах по пять-шесть раз в сутки. В двух центральных газетах вышли пояснения касательно ошеломляющего эффекта «Афро» — за подписью доктора Митрофанова. Даша подозревала, что это Артемьев, но истины устанавливать не стала.
Катю она переводила каждые три дня из одного отдела холдинга в другой и дважды отправляла в дочерние фирмы. Настойчиво требовала, чтобы больше шести часов она нигде не работала, но упрямая девчонка пахала столько же, сколько остальные сотрудники. Однажды где-то случился аврал, и она отсидела на своем месте сутки напролет.
Обиженный последним скандалом, Демидов даже не звонил, но Даше донесли, что он ходит не только потирая ладошки от радости, но в последние выходные даже не пил.
В середине июля Даша выдохлась окончательно. Тряслись руки, затылок постоянно гудел, словно там не отключался дизельный мотор.
С кровати по утрам она могла встать только по разработанной системе: сперва перекатывалась на ковер, потом становилась на четвереньки и затем со стоном выпрямлялась.
Несколько раз засыпала в кладовке при сарае у Максима — сил подняться не было. А если и просыпалась, то «большая любовь» получалась без эмоций, механической, смахивала на принудительную работу, не более того. В случаях, когда она оставалась до утра, Греф или Малашенко спали в автомобилях, но не роптали. И даже не кидали на Дашу укоризненных взглядов, когда она поутру, нечесаная и помятая, появлялась возле автомобиля.
Первым ее состояние заметил Шемякин и сказал жестко:
— Вам нужно взять тайм-аут. Хотя бы на три положенных дня.
— Как вы себе это представляете? — безжизненно. спросила Даша.
— Вы обязаны пройти диспансеризацию в республиканской больнице. Она наполовину уже частная, и мы систематически платим туда изрядные взносы. Ваш осмотр обойдется дешевле, нежели ваши похороны.
Даша, скорее всего, отказалась бы от разумного предложения, да только провидение сработало очень четко: прямо по окончании разговора — Шемякин еще не ушел из кабинета — она хлопнулась в обморок.
Ее привели в чувство, Греф бесцеремонно перекинул ее обмякшее тело через свое плечо, отнес в машину и уже через час она лежала под капельницей.
На следующий день оказалось, что держать под неусыпным контролем работу холдинга можно и из больничной палаты — при помощи сотового телефона. Но в тот же вечер телефон у нее отняли силой. На третий день пришел Артемьев и сказал, что принес врачу отделения препараты, с которыми тот и знаком не был.
— Препараты вашего производства?
— Частично, — явно солгал Артемьев. — Но они проверены и есть сертификат. Мне вас травить, сами понимаете, вовсе ни к чему.
Более к Даше не пустили никого — такой уж здесь был заведен порядок.