Богатые — такие разные.Том 2

Все остановилось. Мир, который вращался вокруг Пола всегда, сколько я себя помнил, начинал медленно разваливаться на куски. Целая эпоха тихо подходила к концу, ее корабль переворачивался килем вверх, падая в пучину.

Я перевернул страницу.

«Я чувствую себя виноватым перед Корнелиусом, — писал он с такой характерной для него эмоциональной отчужденностью. — Он усердно работает, боготворит меня, как героя, он хорошо воспитан, учтив и послушен — и все же я равнодушен к нему. Как ни странно, я подозреваю, что эта неподдельная верность, которая могла бы казаться мне такой лестной, на самом деле говорит о фатальном изъяне его личности. Действительно, он будет верным мне при любых обстоятельствах, его не остановят никакие угрызения совести, никакой закон. Никакие общественные традиции никогда не будут иметь для него никакого значения. Несмотря на все мои аморальные поступки, а я понимаю, насколько они значительны, я всегда совершенно точно знал, что хорошо, а что плохо, и страдал, чувствуя себя виноватым. Но подобные чувства никогда не взволнуют Корнелиуса, потому что ему чужда концепция добра и зла. Он не аморален, а безнравствен, и, как бы мне этого ни хотелось, я не могу думать о нем как о сыне.

Действительно, если говорить правду, он во многом сын собственного отца, жестокого, грубого человечка, который, несмотря на свою фанатическую богомольность, был одним из самых чуждых христианству людей, с какими мне приходилось встречаться. Однако я допускаю, что он был предан Милдред и мягок как ягненок в ее присутствии. Странно, что эти бродяги, такие бессовестные в бизнесе, часто оказываются преданными семьянинами, и ты увидела бы подтверждение этого наблюдения, если бы снова позволила мне жить вместе с тобой в Мэллингхэме!

Дорогая моя, найди время подумать обо всем, что я тебе сказал, и не отвергай меня, как сделала это сегодня вечером. Я понимаю, что известие о моей болезни не могло не быть для тебя тяжелым ударом, но я не могу поверить, чтобы ты не любила меня по-прежнему, меня, любящего тебя так сильно. И помни — я готов отказаться ради тебя от всего мира.

Со всей моей любовью, дорогая, отныне и навсегда.

Пол».

Это было его единственное письмо, написанное от руки, и единственное, не подписанное именем Катулла.

Я долго просидел, уставившись в эту подпись.

Потом я встал и принялся расхаживать по комнате. В голове у меня царила сумятица, мысли были бессвязными. Я чувствовал себя так, как будто кто-то умер.

Много времени спустя — не могу сказать, когда это произошло — я поймал себя на том, что снова рассматриваю фотографии. Я искал и искал, не зная сам, что именно, а потом увидел ее лицо, взял фотографию в руки, снова поднялся и забегал по комнате, не отрывая глаз от этого лица, и немного погодя понял: я всегда знал, что она была разрушительницей. Она разрушила мое уважение к Полу, брак моей сестры, все мои надежды на дружеское сосуществование со Стивом. Она разрушила бы и банк, если бы у нее было больше сил. Я это ясно понимал, и еще более очевидно для меня было, что она хотела уничтожить и меня, потому что я был единственным, кто всегда мог возникнуть на ее пути.

Уложив фотографии обратно в коробку, я долго пытался закрыть ее крышку, но ничего не получалось. Что-то мешало у корешка, и, отодвинув исписанные листки, я увидел длинный коричневый конверт, вылезший из стопки.

Я бегло заглянул внутрь и увидел какой-то документ.

У всех казенных бумаг свой запах, но эта не была похожа на обычное официальное письмо. Документ был иностранный.

Расшифровав за несколько минут его архаичный язык, я узнал, что летом 1922 года право собственности на дом и земельный участок, известные как Мэллингхэм Холл в приходе Мэллингхэм графства Норфолк, кем-то, действовавшим от имени господина Перси Слейда, было передано господину Полу Корнелиусу Ван Зэйлу, банкиру, проживавшему в Лондонском Сити, в доме номер шесть по Милк-стрит, за четыре тысячи пятьсот фунтов стерлингов.

Я поискал в конверте безусловно обязанные находиться в нем бумаги о последовавшей передаче права собственности мисс Слейд, но конверт был пуст. Я снова перебрал все, что было в досье, но никаких юридических документов, никаких других официальных бумаг, которые касались бы права собственности на Мэллингхэм Холл, не обнаружил. Я механически направился в свой кабинет, где хранил свои личные документы, извлек копию завещания Пола и тщательно перечитал ее с начала до конца.

Потом я долго сидел, рассеянно обмахиваясь завещанием, и пытался представить себе, как все происходило. Он купил это имение у Дайаны Слейд, когда она оказалась без средств, и явно намеревался возвратить его ей, но искусно использовал свое право на ее собственность, чтобы сохранить все свои сентиментальные воспоминания. Однако, поскольку он не включил Мэллингхэм в 1926 году в свое завещание, он, очевидно, был готов передать его обратно мисс Слейд, но был убит.