— Везерби, не стану же я день и ночь носить этот ключ у себя на шее!
— Как вам угодно, мадам…
Эти слуги так несносны! Хотя я и покончила со своей склонностью к марксизму, все же идея неизбежного социального равенства, обещанного Марксом, мне импонировала.
Мы со Стивом обменялись вопросами и ответами, приличествовавшими какой-нибудь вечеринке с коктейлем. Я спросила его, когда он приехал, как прошел полет. Он учтиво ответил. Только после того, как вернулся Везерби со льдом, Стив заметил:
— Я бросил пить такое, но теперь, когда я снова с тобой, это не помешает.
— Стив…
— Да, я знаю, не говори мне о том, что не желаешь меня видеть снова после того, как я так поступил с тобой, не буду и я тебя обвинять. Как мне извиниться или объяснить все? Боже, как я запутал свою жизнь! — с отчаянием воскликнул он, залпом выпил виски и налил снова.
Обнаженность его страдания делала его беззащитным, и я несколько овладела собой. Также выпив немного бренди, я теперь уже твердой рукой достала и закурила сигарету.
— Ты говорил мне такие ужасные вещи, — сказала я, — но и я высказала тебе достаточно много неприятного. Мы оба виноваты, Стив.
Он провел рукой по волосам.
— Но в чем дело, Дайана? — растерянно проговорил он. — Что это мы с тобой плачемся в жилетки друг другу? Что нам теперь вспоминать лето тысяча девятьсот двадцать девятого года?
— Ах, Стив! — вздохнув, отозвалась я, отпила еще немного бренди, сильно затянулась сигаретой и принялась объяснять.
Мы сильно сократили свои воспоминания о моей поездке в Нью-Йорк летом 1926 года. Я тогда пришла к заключению, что он не больше, чем распутник с нюхом на деньги, и решила, что могу заманить его в ловушку, только изобразив из себя любившую поразвлечься роковую женщину. Он принимал меня за самую пылкую из сирен, когда-либо приплывавших от берегов Англии, и попытался обольстить рассчитанной смесью безудержного секса и покоряющей английской спортивности. После того, как мы заморочили таким образом друг другу голову, вряд ли стоило удивляться тому, что все кончилось ужасной ссорой. Наша связь, казалось бы такая прочная, оказалась большой иллюзией. Играть день и ночь какую-то роль можно лишь короткое время, а потом наступает ужасная опустошенность, и неудивительно, что наши отношения разрушились, хотя и продолжались довольно долго.
— Но что нас толкнуло играть эти роли? — спросил озадаченный Стив.
— Причина в том, что мы очень желали друг друга. Вряд ли иначе мы бы так втянулись в это столь сомнительное приключение. Думаю, что ты был пресыщен Кэролайн — возможно даже больше, чем предполагал, а может быть, были и другие причины, о которых мне ничего не известно. Возможно, трудности в банке из-за Корнелиуса? А потом ты отправился в Англию, где жила я, любовница Пола…
— Этого моего проклятого лучшего друга!
— Да, это было его наследство нам, Стив. Я говорила тебе правду в тот день в дюнах Воксхэма. Я была очень одинока, а ты — так притягателен, но когда все было сказано и сделано, я желала тебя как друга Пола. Я любила не тебя, а его, которого видела в тебе. Я стремилась в прошлое и все делала, чтобы вернуться туда. Я знала, что ты всегда принимал меня вовсе не такой, какой я была в действительности.
— Но ты ошибаешься.
— Нет, Стив. Это тебе просто казалось.
Я напомнила ему, как ему хотелось выглядеть этаким спортсменом, преданным честной игре, желавшим быть благородным по отношению к эмансипированным женщинам.
— Но в чем же была истина? — спросила я. — Ты терпел эмансипацию Кэролайн потому, что она тебе ничем не грозила. При всех ее разглагольствованиях, Кэролайн вовсе не была эмансипированной женщиной. Ты терпел мою эмансипацию потому, что, хотя я и преуспевала в мире бизнеса, мой успех никогда не угрожал твоей территории. Я была действительно эмансипированной. Но как только я стала разговаривать с тобой, прибегая к терминологии денег, власти и банковского бизнеса, то тут же оказалась на твоем пути, стала потенциальным соперником, и ты ответил совершенно так же, как ответил на вызов Корнелиуса — не по-спортивному, так как ты вовсе не спортсмен, Стив! Спортсмен не выживает долго в таком мире, в каком живем мы. Ты ответил ударом на удар, и так бесчестно, как ты умеешь это делать.
— Я, должно быть, просто чокнулся! — проворчал он.
— Ты, разумеется, был внимателен! Большинство женщин жалуются на то, что мужчины не принимают их всерьез, ты же принимал меня слишком всерьез! Позднее порой случалось так, что мне сама твоя ужасная реакция была комплиментом.
— Ты хочешь сказать, что у тебя не было желания работать в банке? Но, Дайана, — невинно проговорил Стив, а потом со значением задал вопрос, на который не мог бы ответить и сам Фрейд: — чего ты в самом деле хочешь?
Я вздохнула.