– Неужели вы воображаете, дражайший царевич, что можно убивать безнаказанно, пользуясь тем благородным и почетным случаем, когда сто против одного? Как бы не так! Приходит день, когда враги снова встречаются, и сдается мне, что сегодня этот день настал! Меня так и подмывало разнести вашу башку выстрелом из пистолета, но, увы, я был не в силах хорошенько прицелиться, потому что у меня дрожат руки из-за ран, которые вы предательски мне нанесли.
– Мою башку?! – спрыгивая с лошади, прорычал Серега. – Слезайте, граф, обнажайте шпагу! Вперед! Вперед!
И Серега выхватил шпагу из ножен.
– Мне послышалось, что твой назвал его голову башкой, – прошептала царевна Агриппина на ухо Марьюшке. – По-твоему, он некрасив?
– Очарователен! – со смехом ответила Марьюшка. – Я вынуждена заметить, что в пылу гнева твой Серега был несправедлив. Но тише! Давай смотреть!
Илья спешился так же быстро, как и Серега, снял свой вишневый плащ, ватник, противогаз, разгрузку, бронежилет, бережно положил их на землю, вынул булаву и встал в позицию.
– Ай! – вскрикнул он, вытягивая руку.
– Ox! – простонал Серега, распрямляя свою руку.
Читатель помнит, конечно, что оба они были ранены в правое плечо, а потому всякое резкое движение вызывало у них сильную боль.
За кустом послышался смех, который смеющиеся безуспешно пытались сдержать. Обе принцессы не могли не засмеяться при виде двух бойцов, с гримасой на лице растиравших раненые плечи. Их смех донесся и до двух дворян, не подозревавших о присутствии свидетелей; они оглянулись и узнали своих дам.
Илья твердо, автоматически снова стал в позицию, Серега очень выразительно сказал «Черт побери!», и они скрестили оружие.
– Вот как! Да они дерутся не на шутку! Они зарежут друг друга, если мы не наведем порядок. Довольно баловства! Эй, господа! Эй! – крикнула Марья.
– Перестань! Перестань! – сказала Агриппина, которая видела Серегу в бою и теперь в глубине души надеялась, что он так же легко справится с Ильей, как справился с двумя племянниками и сыном Меркандона.
– О-о! Сейчас они действительно прекрасны! – сказала Марья. – Так и пышут огнем.
В самом деле бой, начавшийся с насмешек и колкостей, шел в молчании с той самой минуты, как шпага скрестилась с булавой. Противники не доверяли своим силам; при каждом резком движении тому и другому приходилось делать над собой усилие, превозмогая дрожь от острой боли в ранах. Тем не менее Илья с горящими глазами, с неподвижным взглядом, полуоткрыв рот и стиснув зубы, маленькими, но твердыми и четкими шагами наступал на противника, а тот, чувствуя в богатыре мастера фехтовального искусства, все время отступал – тоже медленно, но отступал. Так оба противника дошли до канавы, за которой находились зрители. Серега, сделав вид, что отступает только для того, чтобы приблизиться к своей даме, сразу остановился, воспользовался слишком широким «переносом» булавы Ильи, с быстротой молнии нанес прямой удар, и тотчас на белом атласном камзоле противника появилось и стало растекаться пятно крови.
– Смелей! – крикнула царевна Агриппина.
– Ах, бедняжка Илья! – с душевной болью воскликнула Марья.
Илья, услышав ее возглас, бросил на нее взгляд, проникающий в сердце глубже, чем острие шпаги, и, выполнив булавой обманный полный оборот, сделал выпад.
– Бум! – гулко ответила на удар Серегина голова.
Обе дамы вскрикнули в один голос. Окровавленный конец булавы отлепился от головы царевича. Однако ни один из них не упал; оба стояли на ногах и, открыв рот, глядели друг на друга; каждый чувствовал, что при малейшем движении потеряет равновесие. Серега, раненный опаснее, чем противник, сообразив наконец, что с потерей крови уходят силы, навалился на Илью, обхватил его одной рукой, а другой старался вынуть из ножен кинжал. Илья тоже собрал все силы, поднял руку и эфесом булавы ударил Серегу в лоб, и тут царевич, оглушенный ударом, упал, но, падая, увлек за собой противника, и оба скатились в канаву.
Марья и Агриппина, увидав, что они чуть живы, но все еще пытаются прикончить один другого, бросились к ним вместе с Кащеем. Но, прежде чем все трое успели добежать, противники разжали руки, из которых выпало оружие, глаза их закрылись, и оба в последнем судорожном движении распластались на земле. Вокруг них пенилась большая лужа крови.
– Храбрый, храбрый Илья! – уже не в силах сдерживать восхищение, воскликнула Марья. – Прости, прости, что я не верила в тебя!
И глаза ее наполнились слезами.
– Увы! Увы! Мой мужественный Серега! – шептала царевна Агриппина. – Скажите, видели вы когда-нибудь таких неустрашимых львов?
И она громко зарыдала.
– Черт подери! Страшные удары! – говорил Кащей, пытаясь остановить кровь, которая текла ручьем. – Эй, кто там едет? Подъезжайте скорее!
В вечернем сумраке показалась красная тележка; на передке ее сидел мужчина и распевал старинную песенку, которую, конечно, вызвало в его памяти чудо у Кладбища невинно убиенных: