Читаем Богдан Хмельницкий полностью

взволновать их,—говорит польский историк 1): как соловью пение, так им мятежи были

свойственны.

Хмельницкий изложил им беды свои и целого отечества.

«Поругана вера святая, — восклицал он, — у честных еиископов и иноков отнят

хлеб насущный; над священниками ругаются; униаты стоят с ножем над шеею; иезуиты

с бесчестием преследуют нашу веру отеческую. Над просьбами нашими сейм

поглумляется, отвечая нам поносным презрением к имени схизматиков. Нет ничего,

чего бы не решился с нами сделать дворянин. 1 что делает войско? Мало того, что

заедают наши безвинные головы: под предлогом укрощения непокорности ходят по

селам и часто целые местечки истребляют до-тла, как-будто замыслили истребить весь

род наш... В довершение всех мучительств, отдали нас в рабство проклятому роду

жидовскому! Смотрите на меня, писаря войска запорожского, старого козака: .я уже

ожидал отставки и покоя, а меня гонят, преследуют, только потому, что так хочется

тиранам; сына у меня варварски убили, жену посрамили, достояние отняли; лишили

даже походного коня и, напоследок, осудили на смерть. Нет для меня иной награды за

кровь, пролитую для их же пользы; ничего не остается для тела, покрытого ранами,

кроме невинной смерти под рукою палача. К вам уношу душу и тело: укройте меня,

старого товарища; защищайте самих себя, и вам то же угрожает!» 2). «Приймаемо тебе,

Хмельницкий пане, хлибом-солью и гцирим сердцемъ/»—кричали козаки 3).

Кошевой послал немедленно скликать запорожцев в Сич для важнаго

дела.

Разнеслась молва по хуторам: из лесов и ущелий прибегали в Сич беглые хлопы,

которые жили под названием лугарей, степовиков и гайдамак по берегам Днепра, Буга,

Самары, Конки, в землянках, одетые в звериные кожи, довольные скудною тетерею *),

но зато вольные, как ветер, по выражению их песен. Из Украины также прибежали

охотники.

«Что нового?» спрашивал Хмельницкий.

«Старшбй собирает Козаков на тебя, извещали его. Потоцкий идет с войском к

Черкасам; голова твоя оценена» 5).

Хмельницкий остерегался, чтоб поляки каким-нибудь образом не проникнули его

намерений и страшился польских шпионов; поэтому он распустил между запорожцами

вести, будто старшины намерены ограничить свои действия только отправкой

депутации к королю. Только кошевой и старшины запорожского коша да пришедшие с

Хмельницким козаки знали его истинные планы G).

Тогда он начал посылать папам письма и показывать в пих свое миролюбивое

расположение. Он писал к козацкому коммиссару Шембергу, как к своему прямому

начальнику по службе, что убежал единственно потому,

*) Bell, seyth. cosac.

2)

Annal. Polon. clim., 26.

3)

Pam. о dziejach i pismienn. Slow., I, 308.

4)

О козак. запорожск., 24.

5)

Ист. о през. бр.

6)

Лет. Велич., I, 34—44.

10*

148

что Чаплинский злоумышлял на жизнь его, и что козаки с Запорожья намерены

послать в Варшаву депутацию для испрошения законным образом королевской

привилегии, которая могла бы их защищать от самоуправства. Отклоняя всякую тень

подозрения, Хмельницкий просил коммиссара взять под свое покровительство

домашних слуг и какой-то домик его в Украине, до возвращения из Сичи 1).

Подобное обманчивое письмо отправлено было к коронному гетману.

«Я надеялся,—писал Хмельницкий по уверению Величка,—доживать век спокойно

и счастливо, осыпанный благодеяниями короля и Речи-Посполитой, как вдруг явился

враг моему счастью, Чаплинский, литовский подкидыш, польский пьяница, украинский

разбойник, который, находясь восемь лет на дозорстве у пана Конецпольского, многих

из братий наших погубил ложными доносами, который, если встретит где-нибудь

священника, не оставит его без того, чтоб не вырвать волос или бороды п добрым

порядком не посчитать ребер кием или обухомъ»... В заключение, Хмельницкий также

уверял, что ничего не хочет делать, только намерен послать депутацию в Варшаву 2).

Такое же письмо, если верить Величку, послано и к Конецпольскому: в нем

Хмельницкий коснулся и собственных выгод пана.

«Еслибъ—писал Хмельницкий—произведено было следствие, тогда открылось бы,

сколько Чаплинский покрал вашего панского достояния, и ваша вельможвость не

захотели бы иметь его не только дозорцею, но даже истопником или кучером 3).

Он писал, как говорит тот же летописец, и к Барабашу, и гораздо смелее:

«Так как ваша милость—выражался он — хранили королевскую привилегию между

плахтами жены своей, то за это войско запорожское считает вас достойным

начальствовать не над людьми, а над свиньями или над овцами» 4).

Памятники, помещенные в летописи Величка, иногда подложны, но эти письма

Хмельницкого имеют за собою более достоверности, потому что пз польских

источников мы знаем, что Хмельницкий, находясь в Сичи, вел сношения с панами 5).

Коронный гетман сначала было не хотел отвечать ему, надеясь увидеть скоро хлопа

на коле; однако, по совету некоторых панов, он послал в Запорожье ротмистра Ивана

Хмелецкого, знавшего, как выражался Потоцкий о нем, все козацкие «гуморы» 6).

Хмелецкий убеждал Хмельницкого оставить мятежные замыслы. «Уверяю честным

словом,—говорил он,—что волос не спадет с вашей головы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное