Боги Черной Лощины

Вместо этого он подумал о девушке. Что она там делала? Большинство людишек по ночам держались подальше от полей, но эту цыпочку, похоже, притягивала опасность.

А что ты там делал? Ты также причастен, как и она.

Кай до боли стиснул челюсти.

– Заткнись, – выдавил он.

Он сам не мог взять в толк, почему не остался на месте, учуяв ее. Не так уж и заманчиво пахла та говядина.

Ох, так это любовь? Как жаль, что тебе не под силу ее спасти. Вечно опаздываешь.

– Заткнись! – Кай изо всех сил впечатал кулак в дерево. – Ты – причина, по которой я никогда не успеваю! Ты мешаешь мне помочь им, а потом пытаешься убедить, что это я их убил! – он почувствовал, как ломаются костяшки пальцев и рвется кожа, но по крайней мере Абаддон наконец умолк. Поморщившись, Кай отдернул руку и облизал окровавленные пальцы.

После случая в переулке Черной Лощины он окончательно уверился, что именно Абаддон виновен в том, что Кай сталкивается с мертвыми телами. Иначе почему он терял сознание всякий раз, когда пытался помочь пропавшим девушкам?

И теперь Абаддон обнаружил его слабость к одной из них.

Любовь. Как же он ненавидел это слово. Одно только упоминание этих шести букв, расположенных в правильном порядке, раздражало его, как рой шершней. Он не знал, что такое любовь и как она устроена. Не понимал, почему ей придают столько значения и реальна ли она вообще. Насколько он мог судить, секса и верности было недостаточно, даже в комплекте с дружбой и привязанностью. Нет, здесь было что-то еще, некое незримое качество любви, доступное лишь людям. Правда, оставалось загадкой, знали ли они сами, что это такое. Вполне вероятно, людишки были полными идиотами, поскольку, судя по тому, что видел Кай, грань между любовью и ненавистью у них была тоньше листа бумаги.

Прихрамывая, Кай поплелся домой, знакомые запахи и звуки указывали ему путь. Он знал, что не стоит полагаться на зрение: лес не прочь подшутить над теми, кто так поступает. Ориентироваться по солнцу тоже не лучшая идея, потому что время не имело здесь никакого значения. Порой казалось, что оно произвольно замедляется, растягивается или вовсе останавливается, и зачастую он не мог толком его понять. Время вообще оставалось сложным для Кая понятием. Бессознательным и бессмысленным. И когда он вот так погружался в собственные чувства, время, казалось, и вовсе не существовало. Он понятия не имел, как долго будет искать свою хижину, обычно это не составляло труда. Это был вопрос доверия. Его приведут инстинкты.

Сейчас жизни Кая ничего не угрожало, но травмы будут болеть еще по крайней мере неделю или две. Он не мог свободно двигаться, а тем более охотиться. Даже сейчас приходилось часто останавливаться. Легкое не до конца восстановилось, а в затылке стучало, как отбойным молотком по бетону. В какой-то момент он согнулся пополам, и от боли его вырвало, центральная нервная система вопила, чтобы он перестал испытывать ее на прочность. Но он спешил добраться до логова, где смог бы укрыться и почувствовать себя в безопасности.

На это ушла почти вся ночь, но к моменту, когда над горизонтом забрезжил рассвет, ему удалось ступить на знакомую территорию. Кай привалился к стволу большого красного клена и отчетливо услышал крик, раздавшийся сверху, а затем учуял запах незнакомца. Он, а вернее она, – в его убежище. Кай прищурился, оглядывая верхушки деревьев в поисках большого ворона.

Едва солнце скрылось за проплывающим мимо облаком, он заметил птицу, сидящую на ветке, – маленькое черное пятнышко с трехпалыми лапами, обвившимися вокруг сучковатой ветки дерева. Ворон, чуть подрагивая от восторга, наблюдал за Каем блестящими глазками-бусинками.

– Что уставился? – проворчал Кай, нахмурившись; птица склонила голову и тихонько фыркнула. Кай знал, что вороны невероятно умны, а этот с недавних пор обосновался неподалеку. Они очень озорные птицы и к тому же любители подергать волка за хвост, провоцируя на игру «Поймай меня, если сможешь». Вот только у Кая не было хвоста, за который можно ущипнуть, и события нескольких последних дней сделали его крайне неуравновешенным.

– Убирайся! – рявкнул он и обрадовался, когда ворон вздрогнул.

В горле пересохло, как в пустыне. Похоже, в том мясе было столько соли, что хватило бы вызвать обезвоживание у слона. Кай вышел на поляну и, рыча, из последних сил двинулся к хижине, превозмогая боль и кляня про себя все на свете, наконец добрался до двери и распахнул ее.