Боги Черной Лощины

Тем не менее Мейсон отчаянно хотел отмахнуться от свидетельства Агнес. Оно казалось совершенно безумным. Но также он не мог отрицать, что оно совпадает с рациональным изложением событий судом. Более того, были и другие свидетельства, подобные показаниям Агнес. Те, кто утверждал, что за нападением стояла нечистая сила, явно не бредили, как и те, кто винил во всем глупость и суеверия. Агнес и ее окружение не погрузились в зыбучие пески истерии, а, напротив, осознавали, что происходит, следовательно, их показания нельзя списать на бред сумасшедших. По сути, они подтверждали слова того аптекаря, утверждавшего, что вышедшие на улицы жители только казались одержимыми. Люди в толпе понятия не имели, что их сознание искажено, и не замечали присутствия некой дьявольской твари. Они были гораздо невменяемей, чем Агнес.

Мейсон поразился картине, представшей перед ним. Две версии истории фактически дополняли друг друга, свидетельства, подобные рассказу Агнес, объясняли увиденное им во сне. Мейсон был абсолютно уверен, что люди описывали того самого ужасного монстра, которого видел и он сам, прежде чем Гавран его спас.

И все же одежда на жителях деревни из его сна даже близко не походила на моду девятнадцатого века. Если на то пошло, она казалась намного, намного старше. Неужели монстр появлялся в два разных момента истории? Вероятно, сон показал ему истоки всех этих событий.

Не в силах усидеть на месте, Мейсон натянул свитер и выскочил из спальни, как будто от этого зависела его жизнь. Ему нужно было подумать, а чтобы подумать, нужно было расхаживать взад-вперед. Спустившись по лестнице, он включил свет и прошелся из одного конца гостиной в другой.

Остановившись перед камином, Мейсон взглянул на коллаж из фотографий. По спине пробежал холодок, когда он вспомнил жуткое лицо, склонившееся над ним той ночью. Это был Матиас, бледный, изможденный Матиас, с ввалившимися глазами и печальным лицом. Никогда прежде доктор Эванс не верил в призраков, но каркас его убеждений начинал трещать, как иллюминаторы тонущего корабля, что при достаточном давлении неизбежно разлетятся вдребезги.

– Мейсон? – позвала Аннабель хриплым ото сна голосом, завязала вокруг талии поясок голубого флисового халата и остановилась на середине лестницы, заглядывая через перила. – Почему ты не спишь в такой час? У тебя все в порядке?

Уют, который он всегда ощущал в старом фермерском доме, теперь казался бледным воспоминанием.

– Доброй ночи, Аннабель, – робко поздоровался он. Ей, наверное, нужно отдыхать, но она встала из-за него.

Аннабель легко спустилась по лестнице и, звонко шлепая тапочками, подошла к нему. Она замерла у огромной каменной стены и взглянула на фото своего сына. Его лицо почти полностью скрывали тени, создаваемые тусклым желтым светом антикварных ламп.

– Не составишь мне компанию?

Кивнув, Мейсон отошел от камина и уселся на диван.

Аннабель присоединилась к нему, расположившись в соседнем кресле.

– Что тебя гложет? – подтолкнула она. – Это из-за нашего разговора?

– Нет, – он покачал головой. – Но я хотел бы кое о чем поговорить.

– О чем?

Поерзав на диване, он нервно потер руки.

– О Сновидице. О легенде. И о правде об истории этого города.

Мейсон заметил, как ее плечи напряглись, словно она приготовилась к надвигающемуся шквалу. То, как местные защищали легенду, вместе с тем отгораживаясь от собственной истории, очень напоминало культ.

– Легенда… – Мейсон прочистил горло. Он до сих пор чувствовал запах обугленного дерева от костра, смешанный с вонью горящей плоти. – Она относится к 1868 году? Примерно в то время произошел суд и был выжжен лес?

Вопрос, казалось, ее удивил, словно оказался проще, чем она ожидала.

– Вообще-то нет. Легенда и суд – два разных события. Легенда намного старше, хотя никто не знает точно, как она появилась.

– Полагаю, именно поэтому она зовется легендой, – усмехнулся Мейсон. – Но знаете, что интересно, я ни разу ее не слышал.

Аннабель поерзала в кресле и замешкалась.

– Ну, – начала она, – сама история довольно проста. В общем, однажды девушка из Черной Лощины заблудилась в лесу и нашла под ивой раненого волка. Она вылечила его, и в благодарность волк вывел ее из леса. Но, когда девушка вернулась в деревню, каждую ночь ее стал преследовать волчий вой, эхом доносившийся из леса. Жители деревни прозвали ее Сновидицей. Впоследствии она превратилась в страшную фигуру, похищающую девушек и сеющую хаос.

– И это все? Как-то не слишком зловеще, – фыркнул Мейсон и откинулся на подушки. – Вся эта чушь о возвращении. Пропавшие девушки, растущая популяция волков, я так понимаю, это знаки, – размышлял он вслух, перебирая в памяти обрывки показаний жителей. – Мне уже известно, что пропавших девушек в итоге убивают. Но охота на волков… Неужели они действительно считали, что массовый отстрел волков решит проблему?

Аннабель откинула волосы с лица. Она казалась расстроенной, ее глаза молча умоляли неутомимого исследователя, сидящего напротив.