Весна. Тайга ожила — заполнилась пением птиц, шумит ручьями. Обозы совсем перестали приходить. Высланная навстречу группа охранников вернулась с сообщением, что реки разлились, и болота покрылись водой. Ни проехать, ни пройти. Веселый говорит, что это его не смущает. Продовольствия хватит на две недели, а там реки войдут в свои берега. Может быть, он прав, а может быть, и нет. Реки войдут в берега, но болота?
Убежали 12 заключенных. Сегодня восемь из них вернулись — истощенные, измученные, полумертвые. Кругом болота, невозможно пройти. Четверо погибли в тайге. Вернувшихся расстреляли за побег.
Собака Веселого почему-то привязалась ко мне. Ее звать Каро. Она лохматая, черная и очень угрюмая. Я побаиваюсь ее. Зимой я видел, как она по знаку Веселого набросилась на заключенного, пытавшегося бежать. Она повалила его в снег и впилась зубами в горло. И все это молча, без лая и рычания. Заключенный в тот же день умер.
Каро часто сопровождает меня. Иногда я с ружьем ухожу в тайгу, и он плетется вслед. В нем нет ничего, свойственного собаке. Иногда мы видим козуль. Каро не бросается вслед за ними, как сделала бы любая другая собака, а остается на месте, провожая их мрачным взглядом своих коричневых глаз. Птицы тоже не пользуются его вниманием. Он способен меланхолично рассматривать лесную птицу, прыгающую у самого его носа. Но достаточно повстречать в тайге заключенных, идущих под охраной на порубку леса, и Каро преображается. Шерсть на его спине поднимается щетиной, горло раздувается, глаза наполняются яростью. Мне и жалко этого пса, и вызывает он у меня страх и отвращение.
На нас надвинулась катастрофа. Уже три недели нет подвоза продовольствия. Веселый вдвое уменьшил паек заключенных. Работы прекратились. Сегодня прошел мимо кладбища. Насчитал много новых могил. Похоронено около пяти тысяч.
Веселый сам ездил в направлении Когочи, но к вечеру вернулся. Пути нет. Мария, я совсем теперь не вспоминаю о тебе и о нем, о нашем ребенке, которого ты носишь.
Остатки продовольствия Веселый свез в дом охраны. Заключенным больше нечего давать. Веселый приказал снять посты. Заключенные могут уходить, если хотят. Кое-кто уходит, но возвращается. Тайга непроходима.
Веселый приказал зарезать часть лошадей. На каждого заключенного придется меньше килограмма мяса. Ни хлеба, ни крупы больше нет. Сколько дней можно будет питаться этим мясом? Два? Веселый утверждает, что этого хватит заключенным на десять дней.
Остальных лошадей он поместил у дома охраны. Они окружены цепью охранников. Боится, что и оставшихся лошадей заключенные захватят и съедят.
Из окна я вижу только кусочек лагеря. Люди, шатаясь, ходят между землянками. Варят в котелках древесную кору. Здесь же лежат мертвые. Теперь их никто не убирает.
Веселый принял решение. С задней стороны дома по его приказу прорезана широкая дверь. В нее солдаты вкатили телеги. На них грузятся остатки продовольствия. Веселый, собрав охрану и гражданских служащих, сказал, что положение безнадежное. Прихода обозов нельзя ждать раньше десяти-пятнадцати дней. Это означает гибель. Он решил думать только о нашем спасении. Заключенные погибнут, и никто не в силах спасти их. Мы же с обозом уйдем в тайгу, и где-нибудь переждем, а потом, когда вода спадет, проберемся к Когоче.
Мы бросаем тысячи людей на верную гибель. Никогда не думал, что способен на подлость такого масштаба. Оказывается, способен. Иду спасаться с группой Веселого. Мучительно сознавать себя подлецом, но так хочется жить! Сейчас ночь, в нашем доме никто не спит. Веселый выжидает, пока заключенные скроются в землянки, а это будет только под утро, когда станет особенно холодно.
Вечером мимо окна, у которого я стоял, проходили заключенные. Они ослабели, едва держатся на ногах. У самого окна остановился старик. Но может быть, вовсе и не старик. Здесь невозможно узнать, кто стар, кто молод. Лица всех покрылись слоем землистой копоти. Все с бородами, и все в лохмотьях. Заключенный, остановившийся у моего окна, посмотрел в мою сторону и что-то сказал. Я не расслышал его слов, но понял, что он просит есть. Нам Веселый выдает еще паек, и в моем кармане был кусок хлеба. — Кто вы? — спрашиваю я заключенного. — Откуда? — Из-под Москвы — отвечает он. Я протягиваю ему хлеб. Но не успел он взять его в руку, как на него набросилось несколько других заключенных. Завязалась отчаянная борьба. Охранники кинулись из дома, били прикладами по головам, расшвыривали. Потом все расползлись. Тот, который получил от меня хлеб, лежал, уткнувшись лицом в землю.