Почти месяц ничего не записывал. 28 сентября мы покинули Когочу, и только 21 октября добрались к угольному району. Пройти было не легко, но прошли. Беда в том, что нет хороших карт: никто эту местность не изучал. Сначала мы пытались двигаться по нашим картам, но из этого ничего не выходило. Там, где на карте тайга, мы попадали в болото. Русла рек на картах нанесены небрежно, и нам приходилось по два раза переправляться через одну реку, Но все это ничто по сравнению с болотами. Маленькой группе еще можно пройти через них, но большому отряду это было невозможно. Приходилось все время уклоняться в сторону, и в результате, чтобы добраться до места, нам пришлось пройти не 400 километров, а не меньше шестисот.
Наша экспедиция состоит главным образом из охранников. Их больше четырехсот человек. Несколько десятков людей относятся к гражданской группе, к которой принадлежу и я. С нами движется большой обоз из сотни пароконных подвод, заполненных грузами. Главным образом везется продовольствие. Но на каждой подводе мотки колючей проволоки. Зачем — не знаю.
Уже пятый день мы находимся на месте. Все работаем на постройке большого дома. В тайге рубятся огромные бревна. Пристегивается запряжка из десятка лошадей и бревно волоком доставляется к месту.
Половина охранников занимается колючей проволокой. Мне как-то жутко сознавать, что сюда придут заключенные. Единственно, что здесь готово для них — это площадки, обнесенные проволокой и с вышками для охраны. Иногда мне кажется, что я виноват в том, что этих пока еще неизвестных мне людей приведут сюда и заставят добывать из-под земли уголь, найденный мною. Но всегда в этих случаях на помощь приходит рассудок, который снимает с меня сознание вины. В конце концов, заключенные все равно должны работать. Каждый из них заслужил свою участь. Правда, я много слышал, что арестовывают и без оснований, но я в это не верю. Ведь никто же не арестовывает меня, раз я ни в чем не виноват.
По-видимому, закончив дом, предназначенный для охраны, вольнонаемных и комендатуры лагеря, мы начнем строить помещения для заключенных.
Странно, но мы прекратили работу. Большой дом готов, и мы в нем поместились. После палаток, так приятно почувствовать над головой надежную крышу. Охранники быстро устроились в доме — бараке, и теперь целыми днями режутся в карты. Надо будет поговорить с Веселым. Веселый — это начальник нашей группы, тот самый уполномоченный из Когочи, о котором я уже писал. Это имя удивительно не подходит к нему; трудно представить себе менее веселого человека, чем он.
Поговорил, и такое ощущение, словно наглотался какой-то гадости. Я подошел к Веселому, когда он разбирал бумаги в своей комнате. Спросил его, как о само собой разумеющейся вещи, когда начнем строить дома или бараки для заключенных. Даже глупо пошутил, сказав, что проволочные заграждения все-таки ненадежная защита от холода. Веселый посмотрел на меня и спросил: — Вы серьезно полагаете, что мы будем строить помещения для заключенных? Не находите ли вы, что было бы странным, чтобы войска ОГПУ занимались этим?
— Но позвольте, как же будут заключенные? Ведь уже зима близко.
— Предоставьте им об этом позаботиться самим. Вы увидите, что человек живучее животное.
— Но все же, как можно приспособиться, попав на квадрат земли, окруженный колючей проволокой? Вы знаете, что значит зима…
— Знаю очень хорошо. И знаю еще многое, чего вы никогда не будете знать. В частности, знаю, что нельзя вмешиваться не в свое дело.
Намек был достаточно ясным, и я ушел от Веселого. Долго бродил по тайге. Обошел площадки, обнесенные колючей проволокой. И все-таки не понял, как могут на этих квадратах выжить люди! Сегодня падает первый снег. И зачем только взяли меня сюда! Я ведь понимаю неизбежность иметь заключенных. В такой большой стране, как наша, всегда будет известное количество преступного элемента, который должен быть от общества изолирован. Поэтому тюремщики тоже нужны нашему социалистическому обществу. Но я-то ведь не хочу быть тюремщиком!