Вчера прибыла первая партия заключенных. Их тысяч шесть. Слава Богу, что среди них нет женщин. Это первое серьезное испытание моей комсомольской верности. Я никогда не мог себе представить, что может быть нечто подобное. Люди прошли пешком от Когочи четыреста верст пути, а редко кто из них одет достаточно тепло. Правда, зима еще только начинается, но все-таки термометр показал сегодня 18 градусов ниже нуля. Шли они 12 дней, и пришли полуживые от усталости, холода, плохого питания. Вместе с ними пришел обоз, нагруженный продовольствием, но, тем не менее, их в пути кормили впроголодь. Оказывается, есть такая норма: для неработающих арестантов. Люди в пути причислены к неработающим, и им выдавалось по 400 гр. хлеба на день и два раза жидкий суп. Дошли не все. Начальник конвоя сообщил Веселому, что он потерял в дороге полтораста человек. Я это услышал случайно и понял, что значит потерял. Попросту они не дошли до места и погибли.
Даже начальник конвоя, много видевший на своем веку, развел руками, когда ему приказали заводить людей за проволочные заграждения, за которыми ничего нет.
Веселый запретил гражданским лицам, следовательно, и мне, появляться в том месте, где размещаются заключенные. Издали я видел, как эта огромная масса людей вползла за проволочные заграждения. Стояла мрачной громадой и слушала приказ Веселого. Приказ был короток. Заключенные должны сами рыть себе землянки или устраиваться, как им заблагорассудится; на все это устройство дается два дня, а на третий все должны приступить к добыче угля.
Прошел месяц, а добыты горы угля. В лагере числится двадцать четыре тысячи заключенных, целый город. Первоначальные ямы постепенно расширились до размеров подземных домиков. Живут группами по 10–15 человек. Холода стоят суровые, и в землянках целые ночи горят костры. Раскладывают их прямо на полу. Кажется, что невозможно выдержать дым, но человек ко всему привыкает. Я часто припоминаю утверждение Веселого, что человек — «живучее животное». Заключенные похожи на привидения. Грязные, пропитанные дымом, обросшие бородами. Людской муравейник копошится с утра до позднего вечера. Растут горы угля, и с каждым днем растет моя ненависть к этому углю. Она родилась во мне сразу, как только я поближе присмотрелся к заключенным. Жизнь дает мне урок, испытывает мою верность комсомолу, партии, Сталину. Выдержу ли я это испытание?
Я ненавижу этот уголь, вырастающий горами вокруг. Сознание, что я совершил преступление, не покидает меня. Но в чем мое преступление?
Чем больше я присматриваюсь к заключенным, чем больше узнаю их, тем горше становится на душе. Почти все принадлежат к категории кулаков. На самом же деле, все они простые крестьяне, потомки таких же, как они, земледельцев. Их преступление состоит в том, что они не захотели войти в колхозы.
Я понял, почему так молчаливы эти люди, похожие на выходцев с того света. Это люди с умерщвленными душами. Для них нет будущего, и у них отнято прошлое. Боже, если Ты есть, помоги им!
Сегодняшний день принес мне радость. Почти полтора месяца я не брался за тетрадь и ничего не писал в ней. Тяжко писать о том, что происходит вокруг. Но вот, неожиданная радость просится на бумагу. Дело в том, что здесь, где мы находимся, оказалось мало угля, и вопрос о промышленном его использовании отпадает сам собой. Во всяком случае, запасы угля не такие, чтобы создавать здесь постоянную добычу. Мы не ошиблись, ведя летом предварительное исследование. Но мы пользовались слишком примитивными способами. Все наши расчеты были правильными, кроме одного: уголь не лежит сплошной массой, а располагается гнездами. Надо же было случиться так, что все наши точки предварительного исследования пришлись на эти гнезда.
Уйдут эти тысячи людей из тайги, уйду и я. Пусть мне не дают ордена, не пишут в газетах, только бы этот кошмар кончился и освободиться от чувства, что ты обрек несчастных на жизнь в дымных норах. Только Мария могла бы понять меня!
Сегодня уже теплее. Приближается весна. Пять месяцев я не видел Марии, целую вечность. Горы угля все растут и растут. В стороне за лагерем увеличивается число продольных холмов. Могилы. Похоронено уже 1600 человек. Стараюсь обходить это кладбище, словно действительно я виноват в смерти этих несчастных.
С каждым днем становится теплее. Снег тает. Обозы с продовольствием, которые приходили до этого регулярно каждый день, начинают запаздывать. Сегодня до нас добралась только половина обоза, вторая повернула назад к Когоче, так как лошади не тянут груженые сани по размякшему снегу.