Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

Трамвайное движение остановилось. Появились милиционеры. Толпы москвичей. Красные полотнища с лозунгами. С троцкистскими. С цекистскими. Демонстранты разделились на два лагеря. Но вражда еще не прорывалась.

По пути следования демонстрации, по правой стороне улицы, небольшая гостиница. На балконе группа людей. Впереди, у самых перил, Троцкий. Ветер развевает седые курчавые волосы. Троцкий в том состоянии нервного подъема, когда его речь способна потрясти слушателей.

В полусотне метров от гостиницы котел для варки асфальта. Такие котлы обыкновенно стоят открытыми. Этот же накрыт досками. Приготовлен служить трибуной. Подошли первые ряды демонстрантов. Шинский поднялся на котел. Остановились. Тут стало ясно, с кем он. И против кого. Леонид прав: предательство. Указывая на Троцкого, стоящего на виду многих тысяч людей, Шинский прокричал. Голос у него сильный и звонкий:

«Товарищи студенты! Перед вами Иуда Троцкий, продавший за тридцать сребреников завоевания революции. Он хочет обратиться с речью.

Что может он сказать? Ведь он не расскажет, как предавал и предает наш народ, лижет пятки врагам нашего великого советского отечества… Товарищи студенты! Крепите ряды вокруг ленинского центрального комитета партии и товарища Сталина! Громите троцкистскую нечисть, гоните ее прочь, уничтожайте этих предателей!»

Крики троцкистов. Восторженное ура сталинцев. На балконе растерялись. Заволновался Троцкий. Кричать не имело смысла — далеко. Уйти — похоже на бегство. В толпе драка. Клубок человеческих тел катился к гостинице. Троцкий поднимал руки, призывал к тишине. Но его голос тонул в шуме драки. Марк видел Шинского. На лице торжество. Когда напряжение драки достигло наивысшего предела, он подал знак. В Троцкого полетели гнилые яблоки и какая-то другая гадость. Его увлекли с балкона. Он уходил под торжествующий рев сталинцев.

Сценарий Шинского был разыгран до конца. Но последний акт, акт возмездия, хотел дописать Юра. Марк увидел его, когда он продирался сквозь толпу к Шинскому. Был страшно бледен. Из угла разбитого рта сочилась кровь. Рубинами падала на рубашку. Пот и кровь на лице Юры. Он добрался до Шинского. Молча схватил его за горло. Но Юра был слаб. Истощен дракой. А Шинский откормлен, в расцвете сил. Вырвался. Ударил Юру портфелем. Потом, не удовлетворившись, сорвал с помоста доску. Обрушил на Юрину голову. Марк бросился на помощь Юре, но его оттеснили. Теперь драка шла у асфальтового котла.

Учебная жизнь долго входила в русло. Но вошла. Политические страсти поутихли. Сталин прочно занял положение вверху. Шинский прочно уселся в кресло ректора университета. Юра Вегун исчез. Исчезло много других приверженцев Троцкого. Одних выслали из Москвы. Других не выслали, но исключили из университета. Некоторых отправили в лагеря. Юру Вегуна увезли на Соловки. Высылку Троцкого Марк одобрял. Ему казалось, что политические разногласия не имели такого уж большого значения. Всё дело было в том, какое начало станет господствующим в партии. Революционный ультра-снобизм Троцкого, или идущий снизу большевизм масс. Жалко Юру, но есть ли у Марка право быть сентиментальным? Юра должен переболеть своей болезнью, и тогда он увидит, что ни у кого нет монополии на высшую правду, что правда у них общая, коллективная. Марк верил, что Юра переболеет, но боль за него не отступала. Часто подолгу бродил по улицам. Первый раз узнал, что в жизни есть бессонница. Уставал от необходимости всё время — настойчиво упрямо — убеждать себя в том, что так нужно, что так должно быть. В одну бессонную ночь судьба дала ему Ваську. Беспризорник из тех, какими тогда была полна Москва. Марк вернулся в общежитие под утро. На лестнице было темно: опять лампочки вывернуты.

Одно из обычных занятий беспризорников. Вывертывают лампочки на лестницах и продают на толкучке. Зажигая спички, он поднимался по лестнице. На площадке второго этажа чуть было не наступил на кучу тряпья. Тут стоял тошнотворный запах одеколона. Тряпье оказалось спящим беспризорником. Во сне он издавал носом хлюпающие звуки. Валялась пустая бутылка из-под тройного одеколона. Напился, маленький бродяга, заснул. Марк начал трясти его. Беспризорник проснулся, рванулся из его рук.

«Дяденька, я больше не буду», — верещал правонарушитель. Марк молча и упрямо тянул его за собой вверх по лестнице. Втолкнул в свою комнату, зажег свет и разглядел преступника. Мальчик лет десяти со смешным курносым носом. Копна не волос, а перезревшей осоки на голове — волосы серо-пепельные, слиплись в колтун. На лице черные пятна — следы асфальтовых котлов, какие-то коричневые подтеки и царапины. Пойманный продолжал хныкать, обещал, что он больше не будет, но в его глазах не было страха. Может быть, маленький волчонок вовсе и не знает, что такое страх.