Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

Марк не нежно поступал с ним. Он спросил, как его звать, тот ответил, что Васькой звать, и опять перешел к хныканью. Расспрашивать его было бесполезно, всё равно соврет. Держа его за руку, чтоб не убежал, Марк поставил на керосинку чайник с водой. Начал вынимать мальчонку из его невообразимо вонючего тряпья, чему Васька отчаянно сопротивлялся. Вынул. В тряпье мальчик выглядел низкорослым, неуклюжим, в голом же виде оказался тонким и длинным с ясно выпирающими ребрами и худыми ключицами. От грязи совсем коричневый. Боролся изо всех сил, визжал, даже пробовал кусаться, но Марк тыльной стороной ладони смазал его по губам: не кусайся мол! Васька чрезвычайно стыдился быть голым и обеими руками прикрывал некое место своего хилого и грязного каркаса. Когда вода нагрелась, Марк вылил ее в таз и потянул к нему Ваську. Тот на таз смотрел так, словно в нем не вода, а расплавленный свинец.

«Иди, иди, красная девица», — говорил Марк, силой наклоняя Ваську над тазом. Он ожесточенно натирал ему голову мылом, а Васька пищал, матерно ругался, но продолжал обеими ладонями прикрывать то, что он полагал неприличным показывать. Из соседней комнаты пришли Леонид и Алеша Байрон, пришли ругаться — нельзя ночью шуметь — но увидев в чем дело, помогли Марку отмыть звереныша. Марк вытер ему лицо, повернул к свету и засмеялся:

«Да ты, брат, совсем конопатый», — сказал он.

«Ты сам конопатый», — сердито сказал Васька. Теперь на нем была рубашка Леонида, она доставала ему до колен, прикрываться ладонями больше не требовалось.

Ваську они уложили на пустовавшую койку в Марковой комнате — от Юры Вегуна койка осталась. Марк уже засыпал, когда Васька спросил его:

«Марк, а, Марк! А ежели я встану и убегу, что тогда?» «Будешь дураком, вот и всё. Спи!» «А если украду, что тут есть, и убегу?»

«Я ж тебе сказал, что дураком будешь. Забрать тут нечего. Придет воскресенье, повезу тебя в один дом и устрою там».

«Это куда же, в детский приют?»

«Я еще не знаю».

«Если в приют, так ты и не пробуй. Не будь лягавым», — сердито сказал Васька.

Днем, когда у Марка было два свободных часа после обеда, они с Васькой гуляли. Ходили по улице — большой и маленький, похожие на братьев. Оба конопатые. Девушки кое-как приспособили Ваське штаны. Пиджак на нем был женского покроя.

На Страстном бульваре китаянки с изуродованными ногами продавали растягивающихся бумажных драконов. Старухи торговали семечками, отмеривая гранёным стаканом. Зазывали к себе мороженщики. Не бульвар, а мелочный базар. Какой-то беспризорный собрат Васьки занимался книготорговлей. У него была пачка брошюр, железнодорожные тарифы на 1916 год, но он пронзительно голосил:

«Что делает жена, когда мужа дома нет. Всего десять копеек. Что делает жена, когда мужа дома нет».

«Марк, пойдем в кину!» — просил Васька.

Марк на такие просьбы не откликался. Тягостно тогда было у него на душе. Судьба Юры волновала. Отношения с Леной не наладились. О Наташе тревожно думалось. Проводит время с Костей, сыном профессора Пряхина. Не нравился он Марку, очень не нравился. Всегда нарядно одет. Наигранно-веселый. Порочное в глазах. Чувствуется нехорошее возбуждение. Такое возбуждение Марк пережил в ту ночь, когда случайная женщина шептала ему слова любви. От них кружилась голова.

Однажды, гуляя с Васькой, Марк говорил себе, что надо бы поехать к Наташе. Предостеречь ее. «Но как это сделать?» — спрашивал он. — «Какое предостережение я могу дать?»

«Марк пойдем в кину!» — канючил сзади Васька. — «Картина-то какая интересная, гроб в Индии показывают».

«Ну вот, ты еще заплачь!» — рассердился тогда Марк. — «И что ты пристал — пойдем, да пойдем в кину. Во-первых, не кину, а кино, а во-вторых, у меня нет денег».

«Ха! Да я тебе мигом червонец сработаю. Дай спички!»

Не спрашивая, Васька запустил руку в карман к Марку. Взял спички. Марк не придал значения его словам, за хвастовство принял. Где он может достать червонец?

Но Васька не шутил. Марк видел: вьется впереди по улице. Вот, остановил нарядную женщину. Она, порывшись в сумке, что-то протянула. Неужели деньги? Васька сорвался с места, исчез в переулке. В тот же миг женщина подняла крик. Марк подошел. Никто не понимал, что с нею, а она кричала, звала милиционера.

Появился милиционер. Захлебывалась словами. Рассказала. Она действительно сунула Ваське деньги, когда тот показал ей спичечную коробку. Уверяла, что в коробке было много живых вшей — черных, шевелящихся. Мальчик грозил обсыпать ее ими, если она не даст червонец. Сказал, что вши собраны им с тифозных больных.

Марк ушел. На бульваре небольшой павильон, в нем кофе, пиво и мороженное. Услышал — кто-то его зовет. За стеклом мордочка Васьки. Сидел за столом, пил кофе с настоящими сливками, ел пирожное. Звал, но Марк прошел мимо. Догнал у Никитинских Ворот.

«Видел?» — спросил хвастливо. — «В минуту сработал».

«Видел. И хочу уши тебе надрать», — сказал Марк.

«Это ты, Марк, брось». Васька на всякий случай подался назад.