Боги не играют по правилам

Я стал очень медленно снимать правую. Потянул за один палец, за второй, за третий… Мельком глянул на Валлуга: барон хмурился. Похоже, ему не нравилось представление. А раз так, то… Я молниеносно выхватил из рук Сирода перчатку, надел и шагнул к выходу.

— Некогда платья примерять, после будем обсуждать рюшки, — сказал я и вышел.

Солнце близилось к закату. Надо было спешить, но сейчас нельзя лететь на всех парах, можно выдать себя. Мало ли тут глаз. Я шел быстро, и через полчаса вышел на большак. Не успел я пройти и десятка шагов, как меня окликнули.

— Эй ты, стой!

Из кустов вылез бугай в крестьянской рубахе, подпоясанной кушаком. Он совершенно не походил на работника полей. Ему привычнее мечом махать, а не в земле ковыряться. Я сразу догадался, что это солдат Эбена.

— Поспели в кустах листья, крестьянский сын? Я не опоздал?

— А ты кто такой?

— Руг. Не меня ли ты ждешь?

Бугай окинул меня взглядом, скривился и махнул рукой:

— Идем, барон уже места себе не находит.

Он повел сквозь кусты, молодой лес, прогалины, овраги одному ему ведомой тропой. Ветки царапали кожу. Паутина ловила в свои сети, липла к лицу. Ноги то и дело вязли в траве. Стемнело. Я уже начал думать, что крестьянский сын заблудился. И, наконец, мы вышли на лужайку с пятью палатками. В лагере было неспокойно. Около тридцати воинов суетились, словно собирались в мгновение ока собрать вещички и смыться. Это немалая сила, а сколько еще стоит на страже?

Провожатый показал на самый большой шатер и исчез. На входе меня встретил лысый, похожий на борова Гмух, волосатый, что горилла Фласт и одноглазый Шаграг — все старые знакомые.

Я подмигнул им и зашел в шатер.

— Ты должен был явиться!.. — вскричал Эбен.

Его рыжая шевелюра, казалось, вспыхнула огнем гнева. Но я перебил его:

— Достопочтенный барон, прошу меня извинить. Я вел переговоры с этим ничтожным Валлугом, и теперь, могу вас уверить, я точно знаю, что Кракен победит.

Это слегка смягчило его, только коротышка Глорд нахмурился и сложил руки на груди крестом. Он стоял рядом с бароном, словно его верный сторожевой пес.

— Где он? — вскричал Эбен, срывая горло, — Я уничтожу его как клопа!

— Достопочтенный барон, владыка Бангшира, — начал я, — на улице совсем темно. Я не смогу не то, что найти лагерь Валлуга, я не смогу выйти отсюда. Но завтра на рассвете он с героем и десятком людей будет ждать тут, — я показал место на карте.

Моя речь произвела-таки впечатление: Глорд расслабился и опустил руки, а Эбен вздохнул и уставился куда-то в угол палатки. На его лице заиграла зловещая улыбка. В мыслях он уже праздновал победу. Мечтай петушок о песнях на заре, а светит тебе супчик в чугунке.

— Значит, утром, — медленно проговорил барон и встрепенулся, как курица на насесте. — Хорошо! Стража! Проводите Гура в его покои.

За спиной тотчас встали два воина в тяжелых доспехах.

— Попробуй только пискни, — сказал Глорд, — я вырежу твои гадкие глаза и скормлю их тебе.

Он вынул мой меч из ножен и бросил Гмуху. Я не сопротивлялся и только сказал:

— Гляди, не потеряй. Он мне еще пригодится.

Лысый боров только криво усмехнулся и засунул клинок за пояс.

— Не сердись, Руг, — мягко проговорил рыжий тюфяк Эбен. — Ты был согласен остаться в заложниках. Так что не обижайся. Завтра утром, ты отведешь нас к месту схватки. Когда мы покончим с Валлугом и Змеем, ты получишь награду, которую заслужил.

Я стоял смирно, пока на руки надевали кандалы. Уговор, есть уговор.

Кровавый рассвет

Меня разбудили, когда было еще темно.

— Просыпайся, урод, — прорычал Гмух, сморкаясь.

— Еще рано, — отмахнулся я. — Темно — хоть глаз выколи. Как я найду дорогу?

— Жить захочешь — найдешь, — сказал Глорд.

Прозвучало это так, что сон как рукой сняло. Я поднялся. Пора покончить с этим делом. Надоело слышать брань от каждого дрыща. Сегодня я выпотрошу двух самых сильных героев, и победа будет в кармане. На руках звякнули кандалы — будет не просто в таких браслетах, да без меча. Я уже и забыл, что меня тут держат как особого гостя.

На улице в полной темноте суетились солдаты. Видимо, факелы не зажигают, чтобы не выдать себя раньше времени. Я выбрался из своей лачуги и поежился. Было зябко. Дул холодный пронизывающий ветер. Со стороны реки кричала какая-то птица, словно бы ее насиловали.

— Пошли, — гаркнул кто-то впереди.

Меня толкнули в спину, и я шагнул во тьму. Шли молча, гуськом. Под ногами шелестела трава, хрустели ветки, брякали металлом солдаты. Шли так, словно собирались грабить деревню: не смотря друг другу в глаза, каждый при своих мыслях. Чтобы отвлечься, кто-то думал о кружке вина, кто-то о филейных частях шлюхи, кто-то просто боялся утра, когда начнется заварушка. А она начнется, можно не сомневаться. Я был сосредоточен на том, чтобы не споткнуться. Вокруг — тишина. Бедную птицу вконец замучили, и она начала издавать лишь протяжные стоны.

Занимался рассвет. Когда небо посветлело настолько, что стали видны силуэты впереди идущих, я осмотрелся: нас было всего-то десять человек со мной. Ни Эбена, ни кальмароголового. Что за черт!