Теперь для полного счастья нужно было вернуть Лёху, который сейчас весело проводил время то ли у Диса, то ли у Альбы — в общем, отдыхал от меня до нашего приезда в столицу на турнир.
Солнце весело светило нам с неба, мороз щипал раскрасневшиеся щеки, беззаботная болтовня и пошлые шутки делали дорогу домой еще приятней.
А потом на мгновение все звуки вдруг исчезли.
В ушах стало пугающе тихо. Глаза обожгла яркая вспышка, как если бы кто-нибудь из уличных мальчишек ради забавы осколком зеркала направил мне в лицо солнечный зайчик. Ноги налились свинцовой тяжестью. Все мое тело с трудом слушалось меня.
Предчувствие беды ознобом пробрало изнутри.
Что происходит?
Я остановился и обернулся — не знаю, почему.
И в следующее мгновение увидел краем глаза испуганное лицо Ли, застывшее в немом крике. И бешеную тройку коней с побелевшими глазами и развевающимися гривами, несущуюся прямо на меня.
Глава 15. Проклят и похерен
Единственное, что я успел — это с силой отшвырнуть от себя Ли.
Потом в мои глаза резко взглянуло ослепительное небо, в тишине я услышал отвратительный, тошнотворный хруст.
Причем в тот момент я уже знал — это ломаются мои кости. Черные тени пронеслись мимо, и только после этого в теле полыхнула боль.
Хотя нет, «боль» — это неправильное слово.
Правильное звучало бы как трехэтажный мат, кратким пересказом которого была бы фраза «лучше бы я сдох сразу».
Смертоносные силуэты метнулись в сторону от меня, и в уши хлынули звуки города, заглушаемые моим воплем.
Казалось, что голову раскроило на части, ребра и ноги превратились в месиво.
Лучше бы я и правда помер. Или, по крайней мере, отрубился. Но сознание никак не хотело угасать полностью, продолжая транслировать в мой мозг размытые картинки неба, нечеткие лица людей и яркие солнечные блики, перемежающиеся с кромешной тьмой.
Сколько это длилось, не знаю.
Наконец, я потерял сознание.
Очухался я дома, в своей постели.
С трудом разлепил слипшиеся веки, с удивлением осознавая, что все еще живой.
Тело ныло, но от той адской боли, разрывавшей меня на части, не осталось и следа.
С трудом сфокусировав взгляд, я увидел рыжее пятно света на потолке от масляной лампы, спящую за моим столом Кассандру и Нику, сидевшую у меня в ногах.
— Привет, — просипел я, потому что голос пропал напрочь.
Кошка встрепенулась. На заплаканном личике появилась улыбка.
— Проснулся… — проговорила она, и зеленые глаза наполнились непослушной влагой. Ника всхлипнула, все еще пытаясь удержать улыбку, но губы предательски задрожали. Спрятав личико в ладони, кошка расплакалась.
— Эй, ты чего?.. — растерялся я. — И вообще так нечестно — это же я сейчас должен быть самым несчастным, а тебе полагается меня жалеть и баловать. Но когда ты плачешь…
Я попытался подняться, но спину прошило от самого крестца до основания шеи, и я закусил губу, чтобы не заорать, как девочка.
— Лежи, не двигайся! — всплеснула руками Ника, бросившись ко мне. Она так испугалась за меня, что даже плакать забыла. — Тебе нельзя! Кассандра восстанавливала тебя по частям. И некоторые участки твоего тела все еще в скверном состоянии.
— Да? — удивился я. — А чувствую я себя вполне сносно.
— Просто ты не ощущаешь боли — вот и все.
Я вздохнул.
— Надо же. С чудовищами сражался, из башни на землю спрыгнул — и ничего, терпимо. А тут лошади под копыта попал и чуть сам коней не двинул.
— Так лошади-то не простые были, а одержимые Посейдоном, — пояснила Ника, присаживаясь ближе к моему изголовью. — Видимо, у них с Зевсом по поводу тебя какая-то договоренность появилась.
Я слабо присвистнул.
— Этого еще не хватало. И что, мне теперь от каждой кобылы шарахаться?..
— Да, — просто ответила Ника. — Так было бы лучше всего. Бог морей покровительствует всем лошадям, а значит, может овладеть каждой из них.
Я вспомнил синего жеребца, овладевающего деревянной имитацией, и беззвучно рассмеялся.
— Овладевать — это он и правда может. Только на месте коней не очень-то я бы этому радовался.
— И ничего смешного, — сердито буркнула Ника, тем не менее ласково поглаживая меня по волосам. — Теперь тебе верхом ездить опасно, понимаешь?
— Понимаю, — проговорил я, закрывая глаза от удовольствия. — Ну и что теперь, плакать, что ли? Значит, на медведе в столицу поеду.
— Ага, держи карман шире, — тихо ответила Ника. — На медведе. Азра уже распорядился — на телеге потащишься, запряженной ослом.
— Чего? — открыл я глаза. Вот ведь ни на минуту не дадут расслабиться! — На каком осле?..
— Честно говоря, придурочном, — ответила Ника. — Видела я его. А слышала — вся улица, наверное! Орет, как резаный, и постоянно зубы скалит, будто не осел, а собака какая. Как по мне, одержимая лошадь не так уж и страшна по сравнению с ним.
Я только руками развел.
— И что, никого не волнует, что я в столицу как придурок поеду?..