Боги, шаманы и призраки Кореи

Удивительная черта корейской мифологии: в ней женщина часто выступает активным, действующим началом, в то время как мужчина пассивен. И это несмотря на то, что на протяжении столетий в социуме женщина находилась в зависимости от мужчины – отца, брата, мужа, как и в других странах.

Ким Дык Син. Азартная игра. XVIII–XIX вв.

Зачастую женщин в Корее именовали «жена такого-то» (в низших слоях личное имя могло отсутствовать), а знатных девушек – «драгоценная дочь семьи такой-то». И сейчас нередко можно услышать вежливое обращение: «Мама (имя сына или дочери)». А разве Европа исключение? Замужние женщины с гордостью именовались «миссис Джон Смит» и тому подобным образом, формально утрачивая собственную идентичность и фиксируя не только новый статус, но и переход в другую семью.

Отличие в том, что традиционные верования, которые принято именовать шаманизмом, так и не ушли от матриархата. Как вы наверняка помните, шаманские практики считались преимущественно женским занятием. Да и буддизм значительных корректив не внес, ведь монахами могли становиться как мужчины, так и женщины. Иначе говоря, экономическая и, как следствие, социальная зависимость женщин не успела распространиться на верования. Отсюда и эта особенность, которую в столь выраженной степени мы вряд ли найдем у других народов.

Итак, Ёсан отправляется на поиски мужа. Все ее сыновья помогают мастерить лодку (иными словами, верят, что мать достигнет успеха), а на берегу близ деревни, где живет ее муж, местный мальчик показывает дорогу к убогой хижине, в которой обитает (иначе сказать невозможно) ученый Нам.

Места в хижине нет, и женщина просит позволить ей переночевать на кухне. Нам не может отказать усталой путнице. В горшках она видит засохшую кашу из мякины. Ее охватывает жалость, она понимает, как нелегко пришлось мужу, и она быстро варит рис и кормит Нама. Вкус забытого блюда заставляет Нама расплакаться. Расчувствовалась и Ёсан и рассказала, кто она. Счастливому воссоединению супругов мешает новая жена. Однако она разыгрывает гостеприимство и зовет Ёсан искупаться в пруду. Догадались, что будет дальше? Все верно, выждав момент, злая женщина толкает добродетельную жену в воду, и та тонет. Коварная соперница надевает ее одежды и описывает Наму несчастный случай, в ходе которого его вторая жена утонула. Под видом Ёсан она отправляется в родную деревню Нама.

Истолковать этот сюжет несколько сложнее, чем прочие, но осмелимся предположить, что в нем нашла отражение все та же борьба матриархата с патриархатом. Вторая жена не любит Нама, практической ценности он для нее не имеет, но она упивается своей властью и не готова отказаться от нее.

Конечно же, одежда не смогла скрыть от братьев истину: эта женщина – не их мать. Она тоже поняла, что обман не удался, и задумала избавиться от юношей. И притворилась, что у нее болит живот и она вот-вот отдаст концы. Напомним: Нам по-прежнему считает, что она – Ёсан.

И вот в дело вступает предсказательница, но на этот раз не настоящая. Ею прикинулась вторая жена Нама. Зная подробности его семейной жизни, она без запинок рассказала, что у него семеро сыновей и что его жена больна, а далее велит убить всех сыновей и приготовить их печень, которая должна стать спасительным лекарством. Причем для убедительности она прикидывалась гадалкой дважды, чтобы рассеять сомнения Нама. А потом, снова притворившись Ёсан, обещает, что, если выживет, родит ему трижды трех сыновей. И тогда он склоняется к умерщвлению юношей.

И снова мы имеем дело с особенностями патриархального сознания: сыновья в этой легенде выступают не как личности, имеющие собственную ценность, а как продолжатели рода, имеет значение количество потомков, а не их человеческие качества.

Добрая старушка-соседка, случайно узнав о судьбе, которая ждет братьев, спешит поведать, что с ними станет, да и отец не скрывает.