Боги среди людей

Виола погрузилась в экзистенциальный мрак (пусть и потворствуя себе самой); вывел ее из этого состояния отцовский приступ удушья. Она запаниковала и хотела помочь отцу сесть. Воды в кувшине на тумбочке оставалось совсем чуть-чуть, хотя по правилам его полагалось держать полным. Все «проживающие» (нелепое слово: можно подумать, они по доброй воле приехали сюда на жительство) наверняка страдали от обезвоживания. Да еще и от голода. «Полноценное трехразовое питание» — говорилось на сайте «Тополиного холма». На доске объявлений ежедневно вывешивали новое меню: пастуший пирог, рыба с жареным картофелем, куриное рагу. Создавалось впечатление, будто это нормальная еда, но Виола, попадая сюда во время приема пищи, видела лишь какое-то бежевое месиво, а к нему кисель. Отец, похоже, теперь по умолчанию питался святым духом. Виолу в свое время тянуло (естественно, очень недолго) к бретарианству, как и ко всяким другим культам. Голодание отлично работало на снижение веса. Сам принцип был абсурдным, но в ее защиту — опять обращение к суду присяжных — говорило то, что она переживала очень трудный период. Лишь много позже до нее дошло, что для снижения веса нужно поменьше есть. («Тростинка, — писал о ней еженедельник Mail on Sunday, — но при этом завидные ножки, хотя ей уже полагается бесплатный проездной билет». Не обзавелась. Она ездила на такси. Или арендовала автомобиль с водителем. И определению «завидные» предпочла бы «точеные».)

Плеснув остатки воды в пластиковый стаканчик, Виола добавила туда загуститель, превращавший любую жидкость в тошнотворный вязкий сироп для снятия приступа удушья, и поднесла к отцовским губам.

— Что конкретно вызывает у вас отторжение: старость как таковая или только отцовская старость?

— И то и другое, — ответила Виола.

— А ваша собственная?

Ну, допустим, ее приводила в ужас мысль о грядущей старости. («Ты уже старушка», — сказала ей Берти.) Неужели ее саму на завершающем этапе постигнет сходная участь? Обеды со скидкой, места для пожилых, а в самом конце — тошнотворный вязкий сироп из рук незнакомки, говорящей по-тагальски? А не из рук любящего человека? Что посеешь, то и пожнешь, внушал ей отец. Берти, разумеется, ее к себе не возьмет. Наверное, можно будет поехать на Бали, к Санни. Он же буддист, а его религия призывает к состраданию, разве нет? «Скорее, не религия, а состояние души», — говорила Берти.

А что, если бы это стало законом, которому все обязаны подчиняться? Повсюду заботливые улыбчивые лица, постоянные вопросы о самочувствии. Чем бы это обернулось: утопической мечтой или раздражающим фактором?

Санни она не видела десять лет. Целое десятилетие! Как такое могло произойти? Какая мать способна прожить десять лет, не видя своего ребенка? Правда, за истекшие годы она сделала пару попыток. Например, когда летала для продвижения очередной книжки в Австралию; но он сказал, что в это время будет в Таиланде. Тогда, может быть, ей на обратном пути сделать остановку в Таиланде, предложила Виола. Он будет «в походе на севере страны», на недосягаемом расстоянии, сказал он. «Не очень-то ты настаивала», — сказала ей Берти. Правдоискательница, вся в деда, естественно.

«Ты от него отказалась», — говорила Берти. Это правда, она перепоручила его злобным Вильерсам. Однако в свое оправдание… Но присяжные больше не слушали.

Роскошный речной пароход «Спирит оф Чартуэлл» бросил якорь возле Тауэрского моста.

— Королева остановилась, — сообщила Виола отцу. — Дождь по-прежнему льет как из ведра. Будь у тебя возможность это видеть, ты стал бы, как никто другой, восхищаться ее стоицизмом.

Он пробормотал что-то нечленораздельное. Как будто набрал полный рот камней. Зрение больше не позволяло ему смотреть телевизор, да и вообще он с трудом связывал один момент с другим, как будто связь событий рассыпалась от его попыток. О чтении вообще речи не было. Перед последним воспалением легких, когда он еще мог разбирать крупный шрифт, Виола обнаружила, что отец перечитывает «Барчестерские башни»,^{142} причем раз за разом первую главу. Наверное, мозг его с течением времени становился все экономнее, сохраняя в предвидении своих последних дней то немногое, что в нем оставалось. Но время — это же искусственный конструкт, разве нет? Стрела Зенона,^{143} спотыкаясь и запинаясь, летела к некой вымышленной конечной точке, расположенной в будущем. В реальности эта стрела не имела цели, они не находились в пути, и не существовало конечной точки, где все вдруг трансцендентально встанет на свои места и откроются все тайны. Все они — заплутавшие души, бродят по коридорам, в молчании собираются у выхода. Нет земли обетованной, нет возвращенного рая.

— Все настолько бессмысленно, — сказала она отцу, но тот лишь клевал носом.

Виола со вздохом вернула нетронутый сироп на надкроватный столик.

— А теперь это просто лодки, корабли, проходящие перед ней. Все разные. Все скучные.

У Виолы зазвонил телефон. «Берти» — известил дисплей. Виола сперва решила не отвечать, но передумала.