Боги, святилища, обряды Японии

С момента объединения страны под властью сёгунов Токугава произошедшего в начале XVII в., ситуация резко меняется по сравнению с предыдущим периодом длительной политической нестабильности и непрерывных военных конфликтов. Победив соперников на поле брани, Токугава стали устанавливать систему жесткого контроля во всех сферах, которая должна была предотвратить появление возможных конкурентов.

Хорошо помня, какое ожесточенное сопротивление оказывали им и их предшественникам сторонники некоторых буддийских школ, а также обратившиеся в привнесенное португальскими миссионерами христианство целые области страны, Токугава прекрасно понимали сколь существенным фактором является идейная составляющая в борьбе за военное и, главное, политическое доминирование.

Буддийские военные организации при таких культовых центрах как Хонгандзи и Хиэйдзан были сокрушены еще первым объединителем Японии Ода Нобунага, христианство начал вытеснять уже второй объединитель — Тоётоми Хидэёси. Сёгуны Токугава продолжили политику своих предшественников, не только уничтожая последние очаги сопротивления, но и выстраивая систему, которая могла бы предотвратить появление идейных противников режима в будущем. Защитить от внешних тлетворных воздействий была призвана политика «закрытия страны», а появление противников изнутри — тотальный контроль за идейно-религиозной сферой. Всяческие новации в области буддийских учений были запрещены, сами учения кодифицированы и представлены на утверждение соответствующим органам. Буддийские же храмы превращены в полугосударственные учреждения, отвечавшие за регистрацию населения и призванные удостоверять отсутствие среди него христиан, а само население (социальной единицей считался не индивид, но род, «дом», к которому он принадлежал) приписано к тому или иному храму той или иной школе с запретом менять раз и навсегда установленную для всех членов «дома», нынешних и будущих, принадлежность к тому или иному направлению буддизма. Эта «бюрократизация» буддизма снижала его способность к инновациям и адаптациям в новую эпоху, дух которой в целом претерпел радикальные изменения.

Впервые после многовекового периода усобиц в стране воцарился мир и стабильность: «Большинство людей обрели возможность насладиться относительной стабильностью и даже смотреть с надеждой на будущее. Неудивительно, что для большей части философских и религиозных писаний того периода был характерен „посюсторонний“ взгляд на вещи, который в целом выражал положительное отношение к реальности и был прежде всего обращен на решение вопроса о том, как следует жить в существующем обществе»[131].

На авансцену идейной сферы периода Эдо выходит неоконфуцианство, которое служило идеологическим обоснованием новой социальной иерархии (система синокосё ???? — самураи, крестьяне, ремесленники, торговцы), установленной под властью Токугава, и, что для нас самое главное, определяло новую доминирующую мировоззренческую парадигму — на смену эсхатологическим устремлениям, столь характерным для предшествующего бурного периода, приходит интерес к должному обустройству в этом мире, квинтэссенцией чего служила получившая особое значение в неоконфуцианстве идея «самосовершенствования» (сю шэнь ??, одно из «восьми основоположений» Да сюэ ??). Эта парадигма самосовершенствования стала, по выражению Ж. Савада, универсальной «ментальной грамматикой», общепринятой в религиозно-философском контексте токугавского общества — «…конфуцианские ученые, буддийские священнослужители, моральные проповедники, предсказатели судьбы и основатели новых религий пропагандировали свои учения, опираясь на парадигму самосовершенствования которую все воспринимали как само собой разумеющееся»[132]. Под «самосовершенствованием» понималось «возделывание» как духа, так и тела, которые в дальневосточной традиции не различались, но представлялись единым психосоматическим целым — «телом» (шэнь/син ?), включенным в жизнь и социума, и вселенной по принципу подобия микро- и макрокосма — тотальной коррелятивности и изоморфности. Поэтому единение со всем сущим через познание-обретение универсального принципа ли/ри (?) вело равно и к обретению статуса мудреца в его неоконфуцианском истолковании, и к повышению материального благосостояния и улучшению здоровья. Убежденность в абсолютной возможности влияния на свою судьбу через практики морального и физического самосовершенствования было общепринятой идеей, практически никем не оспариваемой в токугавском обществе. Это своеобразный мелиоризм стал краеугольным камнем всех т. н. «новых религий», ставших появляться во множестве начиная с XIX в., когда ответы устоявшихся учений стали казаться многим неудовлетворительными в условиях нарастающего экономического и социального кризиса.