Боги ушли, твари остались

Для Альфреда самоубийство Инги стало знаковым событием. То, что Лей подлец, позер, болтун, он знал и раньше. Но таких в партии было сколько угодно. Считалось, если человек предан делу, остальное не обсуждается. И вдруг нашлась женщина, решившая бросить вызов круговой поруке. Получается, что на всех на них существует другой взгляд. И Аделия была права, когда обвиняла его, Альфреда, в фанатизме. Но его психика была устроена так, что сразу старалась подавить любые сомнения, не давая им развиться в рефлексию. Поэтому и в этот раз он обнял Аделию.

— Хватит. Мне нужно идти работать.

— Ты уезжаешь?

— Да. У нас сейчас самый напряженный период. Не грусти. Инга действительно много пила. У нас всё будет по-другому. — Поцеловал её и вышел из дома.

Аделия осталась со своими мыслями и страхами. За время прошедшее после возвращения Альфреда, она почувствовала, что, несмотря на их жесткое неприятие взглядов друг друга, он стал для неё родным человеком. Творящееся в мире зло несовместимо с любовью. А в душе Альфреда она возникла. Нужно её лелеять, холить, взращивать. И тогда она смягчит его позицию, заставит взглянуть на мир глазами добра и милосердия. Нужно только набраться терпения. Понимать, как труден путь к прозрению. Она должна стать его поводырём. Судя по сегодняшнему разговору, не так уж бездумно он верит в своего Гитлера.

Аделия уже почти успокоилась, но новый звонок вверг её в отчаяние. Позвонил князь Орланский.

— Альфред на службе?

— Да.

— Сделай, пожалуйста, так, чтобы он взял секретные документы, над которыми работает, домой.

— Не боитесь, что телефон прослушивается, — резко ответила Аделия.

— Этот пока нет. Поэтому напрягись и сделай. Я заеду вечером.

— У меня не получится…

— В таком случае, погибнут сотни тысяч людей. Твоих соотечественников. И вся тяжесть этой трагедии будет на твоей совести. Не хочу пугать ни смертью родителей, ни твоей собственной. Подумай, идет война и твой народ на грани страшного поражения. Реши сама, что важнее — любовь Альфреда или судьба родины… — и повесил трубку.

Такого выбора Аделия боялась больше всего на свете. Почему именно она должна его сделать? Неужели она мало настрадалась, вытерпела, выплакала. Почему судьбе угодно ломать последнее, что в ней осталось? Но, с другой стороны, а вдруг это шанс? Использовать силу, которую в неё вложила Лида Померанец, чтобы вытащить Альфреда из его оболочки, очистить его душу, отсечь от слепой веры? Аделия убедила себя, что иного выбора все равно у неё нет.

Она подошла к камину и, несмотря на жаркий полдень, развела огонь. Вспомнила, что Лида всегда концентрировалась на огне. Однажды та призналась, что мыслью может убить быка, находящегося в десяти километрах от неё. Аделия не поверила.

— Расстояние не имеет значения. Важно представить себе образ и воздействовать на него. Если ты хочешь убить быка, значит, он падёт. Никто и не узнает, что это твоя проделка. Этим владели ведьмы во времена Средневековья. Найти виновниц не могли, поэтому сжигали всех подряд. В результате ведьм становилось больше, поскольку огонь не только сжигает, но и высвобождает чистую энергию. Я научу тебя заряжаться ею.

Сейчас Аделия решила применить на практике опыт, полученный от Лиды Померанец.

Глядя на огонь, она вызвала в сознании образ Альфреда. Сначала он явился таким, каким недавно покинул дом, но она стала отдалять его от себя, рассматривать как бы со стороны. И вот уже появился интерьер рабочего кабинета с очень высоким потолком и огромной аляповатой бронзовой люстрой с фашистской символикой.

Альфред сидел за столом и что-то писал мелким почерком. Перепроверял какие-то таблицы. На каждой из них красовался штамп — «Совершенно секретно».

Дела шли прекрасно. 6-й воздушный корпус под командованием генерала-лейтенанта Рудольфа Майстера сосредоточил бомбардировщики дальнего действия на секретных аэродромах под Запорожьем, Кривым Рогом и Мариуполем. Начальник штаба люфтваффе Гюнтер Кортен ждал указаний начать бомбардировку и тренировал летчиков на деревянных макетах электростанций…

«Как же он устал», — подумала Аделия. И Альфред действительно взялся за голову, потёр виски, закрыл глаза. Вытянул руки вперед, пошевелил пальцами.

«Ну, же… откинься на спинку кресла!» — скомандовала она.

Альфред подчинился. У Аделии перехватило дух от такой его восприимчивости. Азарт овладел ею: «Собери документы в папку. Завяжи её и положи в портфель».

Боль, внезапно сковавшая голову Альфреда, рассосалась, уступив место какой-то эйфории. Он вдруг почувствовал себя свободным. Им овладело безотчётное желание взять документы и покинуть министерство. Лучше поработать над ними дома. Иногда он проделывал подобное, когда головная боль оказывалась нестерпимой. Никто не догадывался. Альфред был предельно исполнителен и аккуратен. Любимцу Геринга позволялось многое. Он мог покинуть свой кабинет в любое время и при этом никому не докладывать. О его ранении и контузии во время десанта на Крит знали все и относились с пониманием.