Боги ушли, твари остались

Поэтому, ничего особенного в том, что он спрятал секретные документы в портфель и вынес их из своего кабинета, не было.

Аделия замерла в ожидании его возвращения.

Но первыми появились князь Орланский и Генрих Гофман. Они вошли в сопровождении Ульриха. Гофман с раскрытыми объятьями направился к Аделии.

— Мне рассказала Хенни, что вы встречались с Ингой. Прямо перед этим…

— Да. Она была в крайне тяжелом состоянии.

— Эх, говорил я Роберту, отправь её лечиться на воды. Сейчас такое время, что психика не выдерживает.

— Она была очень впечатлительной, — согласился князь.

— Мы все пьём, но женский организм, он же по-другому устроен.

— Она просто не любила своего мужа, — не согласилась Аделия. Ей было очень трудно переключиться с Адьфреда на их приход.

Князь заметил это.

— Ульрих, окажи любезность, налей нам по рюмочке шартрёза. А что хозяин, скоро ли появится?

— Как обычно, — неопределенно ответил Ульрих, подошел к сервировочному столику и занялся ликёром.

— Очень хочу в подробностях услышать ваш разговор с Ингой, — не унимался Гофман.

— Послушай, ты же фотограф, а не журналист. Профессор, серьезный человек, дались тебе эти подробности. Спроси у Лея.

— Он совсем невменяемый. Кричит, что она предала его и фюрера.

— Ну, скорее фюрера, чем его.

— Адольф взбешен. Он не прощает слабости даже женщинам. Как бы Роберту не вылететь из его Трудового фронта.

— Невелика потеря.

— Я всегда говорил, семейное пьянство до добра не доводит. Хорошо, что Бальдур в Вене. А то ведь Хенни тоже любит приложиться.

— Ей-то уж сам бог велел, — усмехнулся князь.

Пока они перекидывались колкостями, Аделия снова сконцентрировалась на Альфреде. Он спокойно ехал в автомобиле домой. Рядом на сиденье лежал портфель с секретными документами.

Шартрёз несколько остудил Гофмана. У ворот послышался звук клаксона, Ульрих поспешил во двор. Алелия испытующе посмотрела на князя. Тот не смутился.

— Надеюсь, Альфред присоединится к нам.

— Да, и мы все вместе послушаем о разговоре с Ингой. Он к ней тоже хорошо относился, — поддержал Гофман.

Альфред вошел с озабоченным видом. Недоуменно взглянул на гостей.

— Вот, приехали услышать из первых уст о Инге, — объяснил князь.

— Такая трагедия, — подтвердил Гофман.

Альфред привык, что в его холостяцкой жизни приятели заезжали запросто, без особых приглашений. Но сейчас они были явно некстати. Ему нужно было работать.

— Об этом расскажет Аделия, — кивнул он в её сторону.

Аделия подошла к нему:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, — как ни в чём не бывало ответил Альфред, — просто у меня срочная работа. Поэтому оставляю друзей на твоё попечение.

— О, если не вовремя, то мы поедем, — предложил князь.

— Наоборот, Аделии будет веселей, — запротестовал Альфред. — Всё к вашим услугам. Может, через часок присоединюсь.

— А как насчет шартрёза, — Гофман поднял бутылку.

— Потом, — Альфред для убедительности в ответ тоже приподнял портфель, — работа кирпичом тянет к столу.

Аделия подошла к нему, поцеловала.

— Не оставляй меня надолго.

Он улыбнулся в ответ:

— Постараюсь.

Когда Альфред поднялся по лестнице и исчез в коридоре, князь обратился к Гофману:

— Слушай, профессор, ты же хотел пофотографировать лошадей?

— Ах, да, — спохватился тот, — нужно, чтобы Ульрих отвел меня на конюшню.

Прихватил свой кофр с фотоаппаратом и поспешно удалился. Аделия и князь обменялись многозначительными взглядами.

— Не сомневался, что у вас получится, — поддержал её князь. Достал из кармана крупную брошь с черным камнем, протянул Аделии.

Она удивленно приподняла брови.

— В неё встроена миниатюрная фотокамера. Зайдете к нему в кабинет, введете в транс и перефотографируете все страницы документов, над которыми он работает. Нажимать нужно на этот рычажок. И всё.

— Он поймёт…

— На несколько минут отключите его сознание, сфотографируйте, верните всё на место и спускайтесь. Выпьем ликёр. Расскажите Гофману об Инге.

— Оставьте эту тему. Мне больно.

— Простите. Нужен же был повод, чтобы прийти сюда и создать вам алиби. Если Альфред что-нибудь заподозрит, мы поклянёмся, что вы ни на минуту нас не покидали.

— Как это мерзко всё, — вырвалось у Адели.

— Вы правы. Война — мерзкая вещь. И тот, кто её начал, должен быть повержен. Идите.

Аделия бесшумно подошла к двери кабинета. Всего шаг отделял её от предательства. Предать любимого во имя родины, или предать родину во имя любви… И то, и другое больно. И то, и другое с точки зрения вечности бессмысленно. Приходится выбирать не ради них, а ради себя. Что в остатке? Возможно, её поступок спасет и Альфреда, и тысячи человеческих жизней. Именно ради этого нужно было рискнуть.

Она взялась за бронзовую ручку и открыла дверь. Альфред сидел за столом, углубившись в изучение таблиц. Он поднял голову, взглянул на Аделию, хотел что-то произнести. Но она провела рукой в воздухе, словно запрещая ему обращаться к ней. Так он и остался сидеть с раскрытым ртом.