Боги в изгнании, или Утомлённые властью

Скаракоста – дерево благоденствия землян тех времён. Оно кормило их питательной мягкостью своих плодов, поило соком, одевало и обувало, давая тончайшее волокно, лечило, снимало усталость и напряжение, когда его семена сгорали, рождая дымные шары. С древнейших времён скаракоста упоминалась во всех ритуалах, символизируя вечно возрождающуюся силу жизни. И получив подсказку, Ворх понял свою роль в танце – стал изображать растущее дерево, крепнущее на глазах у восхищённых зрителей. Ворх подхватил Кари, поднял над собой и поддерживал, помогая ей извиваться вокруг его шеи, переваливаться через плечи, проскальзывать под руками, изображая вечное движение жизни. Она то опускалась до пола, то вновь поднималась, чтобы на момент изобразить блаженство отдыха, на могучих ветвях-руках.

А когда, наконец, замерла в изнеможении, от ближних столиков к Ворху и Кари полетели дымные шары – наступил самый ответственный момент благодарения супругов. Всякий пославший к ним дуновением шар отправлял и своё пожелание, и если шар не лопался и прилипал к слившимся и замершим телам, то считалось, что пожелание исполнится. За несколько секунд Ворх и Кари оказались облепленными шарами, представляя собой скаракосту, густо усыпанную плодами.

– Собирать урожай! – крикнул кто-то.

Зал оживлённо зашумел, задвигался, и под звуки сменившейся музыки, пританцовывая, помахивая мундштуками, от столиков и лож пошли к «скаракосте» мужчины и женщины: они весело переговаривались, шутили и, осторожно снимая мундштуками шары, вдыхали их, блаженствуя от того, что вбирали в себя не просто бодрящий дым, а благословенное счастье. И хотя шары эти содержали всего лишь простой наркотический дурман, Ворху было приятно ощущать их устрашающее множество и ещё неведанное ранее желание одарить шарами всех желающих.

«Оказывается, приятно отдавать что-то другим, – подумал Ворх. Он продолжал стоять неподвижно, удерживая на поднятых руках изогнувшуюся кольцом Кари, поджидая хроманогую старуху, пробивавшуюся с дальних рядов, и паренька с короткими культяшками, торчащими из плеч. Пареньку хотелось успеть получить «плод» и он торопился пробраться через лабиринт лож и столиков, а потому всё время застревал в тупиках. Наконец отбросил приличия и пошёл напрямую перешагивать через короткие бортики.

Кари шевельнулась, пробуя опуститься на пол, но Ворх удержал её, поджидая безрукого. Он прибежал запыхавшийся, ткнул мундштуком в шар, и когда тот лопнул от резкого движения, растерянно и жалостливо посмотрел на Ворха, словно спрашивая, а дано ли право на вторую попытку. Ворх кивнул и, чуть склонившись, помог безрукому снять шар с колена Кари. Добралась до них и хромоногая старуха и, бегая вокруг, жадно вдыхала оставшиеся шары, приговаривая:

Пусть будет сладок ваш меск. Пусть будет счастлив ваш ребёнок. Пусть счастье будем всем-всем…

6. Право живых – борьба

В дверь по-прежнему стучали. Но стук был, отметил Тадоль-па, без прежнего неистового напора. Причина их отступления стала понятной, когда на глаза попались часы: оказалось, он пролежал в беспамятстве весь день.

В поисках воды Тадоль-па прошёл мимо двери и, стукнув в ответ, проговорил:

– Прекрати стучать, надоел.

Он и сам поразился своим словам, но ещё больше удивились те, кто был за дверью. Они притихли и, даже когда пришли в себя, не разразились запоздалой бранью, вкрадчиво поинтересовались:

– Ты живой, Тадоль-па? Почему молчал?

– Брал вас под надзор. А сейчас заставлю выпрыгивать из станции, если не перестанете меня донимать.

Шум за дверью прекратился.

Смыв с лица кровь и кое-как перевязав голову, Тадоль-па вернулся к пульту надзора. Уже первый беглый взгляд на экраны объяснил ему причину бездействия полицментов. Полковник охраны Гюпей не мог отдать распоряжений без согласования с ле-Травом, а тот не принимал Гюпея, потому что с лучемётом в руках сидел у себя в кабинете и взирал на приоткрытую дверь, ведущую к экл-Т-трону.

На экранах, отражающих их зрительные и мысленные видения, бешено прыгали и менялись одна картина за другой. Бегая по приёмной, Гюпей, видимо, обдумывал способы взятия станции надзора: мелькали изображения разбираемых электронных блоков машинного зала, воздуходувов, антенный шпиль на городском куполе и многие другие варианты, хоть и реальные, но труднодостижимые. Видения ле-Трава представляли собой кошмары: то из тоннеля в комнату врывались толпы рабов, и он не успевал их поразить лучом, то Предводитель Верховного Гильорта, властелин всего сущего на Земле, презрительным взглядом гнал ле-Трава из Дворца Гильорта, и он, как простой низший, принуждённо шагал к приёмному бункеру утилизатора…

Тадоль-Па с трудом – мешал распухший от удара висок – надел на голову шлем, чтобы услышать их мысли, и ничего не воспринял.

«И никогда теперь не услышу мысленную речь, – понял он, вспомнив разбитый бионик. – Неужели надеешься на спасение? – спросил себя с удивлением.