Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Но, перечисляя свои заслуги в области политического сыска, она прибегает к уловке явно дурного толка, есть в том письме признание о своём якобы «глубоком презрении» к Польше, – «к стране, к которой я имею несчастье принадлежать».

«И вот я поражена в самое сердце! – восклицает красноречивая Каролина. – Я не чувствую унижения, я не жалуюсь на то, что должна уехать, страдающая душой и телом. Я падаю лишь под бременем мысли, что гнев Его Величества хоть на минуту остановился на той, второй религией которой на этой земле были преданность и любовь к монарху!»

И наконец, Каролина применяет чисто женский приём – мыслит разжалобить педанта Бенкендорфа, взывая к его чувствам: «Вы знаете, что я порвала все связи и что я дорожу в мире лишь Виттом. Мои привязанности, мое благополучие, мое существование, – всё в нем, всё зависит от него. Если пребывание в Варшаве мне воспрещено, да побудит вас милосердие сообщить мне об этом положительно, чтобы я могла позаботиться обеспечить себе приют. Расстроенное здоровье и положение, грозящее стать неисправимым, делают это убежище необходимым. Я вас прошу об этом ответе, генерал, во имя чести, во имя религии!»

Строки как отчаянный вопль вселенского масштаба: «Вам известно, генерал, что у меня в мире нет ни имени, ни существования, жизнь моя смята, она окончена…»

Да, госпожа Собаньская, похоже, искренне горюет об утраченном ею имени, но что за мистическая перекличка с обращенными к ней пушкинскими стихами!

Письмо, написанное изящным дамским почерком и на безупречном французском, не затерялось среди прочих бумаг секретного архива. И судя по пометке: «4 декабря 1832 г.», пунктуальный Александр Христофорович ответил пани Собаньской.

Заклинания её, увы, напрасны, – всесильный шеф корпуса жандармов и начальник III Отделения Его Императорского Величества не может изменить ход событий: в отношениях невенчанной «четы» пробежала зловещая тень.

А что же Пушкин?! Да ему неведомы все шпионские страсти, что кипели вокруг обожаемой некогда красавицы. И помыслить не мог, чем занималась его пани и какие страшные обвинения «нависли» над её кудрявой головкой! В первых числах декабря, с женой и маленькой дочкой, он переезжает на новую петербургскую квартиру, в доме на Морской, где на чистых листах уже «прорастают» главы будущего русского детектива «Дубровский», или, как говаривали в старину, разбойничьего романа.

Под венцом

Ещё в 1834-м, когда граф и Каролина почти расстались, «чету» пытался примирить французский маршал Огюст Фредерик де Мармон, герцог Рагузский, навестивший Витта в Ореанде, крымском имении графа. Сохранились благие советы именитого француза госпоже Собаньской: «Ради себя самой оставьте ему надежду на то, что не все кончено. Существуют взаимные интересы, которые должны обновить связи, казалось, предназначенные распасться. Воспоминания имеют столько прелести, когда они говорят о живой и преданной привязанности, и как отказаться от того нежного и трогательного, что они содержат в себе. И разве тот, кто интересует вас, не обладает столькими сердечными качествами?»

Бывший адъютант Наполеона был восхищён поместьем Витта и чудесными крымскими видами, но более всего маршала пленила «очаровательная мадам Собаньская».

Да, взаимных обид у Каролины и её покровителя накопилось предостаточно…

Вид крымской Ореанды, где мечтал бродить Пушкин близ возлюбленной Каролины. Фотография автора. 2018 г.

Публикуется впервые

Минет два года, и любовная связь с графом Виттом, следившим не только за декабристами на юге, но и за опальным поэтом на севере, в Михайловском, прервётся. Случится то в 1836 году, а ещё через четыре года титулованный любовник (и соратник!) упокоится близ стен крымского Свято-Георгиевского монастыря, к коему ранее совершил своё знаменитое паломничество Александр Пушкин.

Каролина, ей слегка за сорок, вовсе не желает оставаться одной: она выходит замуж за адъютанта графа, сербского дворянина, капитана лейб-гвардии драгунского полка Степана Христофоровича Чирковича. Ей грезится тихое семейное счастье: «Я убеждена, что Бог в бесконечном милосердии к каждому из своих чад хотел для меня этого союза: он был необходим для моей натуры, которая не может обойтись без руководителя и неизбежной поддержки в свободном, независимом положении…»

Как изысканно, быть может изощрённо, объясняет она мистически настроенной и весьма религиозной княгине Анне Голицыной необходимость нового брака. Замужество необходимо не только, «чтобы обеспечить мою старость хлебом насущным», пишет Каролина подруге, но и «чтобы заставить меня потерять привычку к счастию и ласке, всё более и более расслаблявшую мою природную изнеженность».