Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века

Может, если бы тетя Фаня не пыталась приобщить меня к театру, я бы таки удрала из дома, чтобы поступать в театральный? Кто знает? Ведь вряд ли кто-то в детстве или юности мечтает стать бухгалтером или шофером, учетчицей или маляром. Мы все хотели быть космонавтами, артистами, учительницами, летчиками или пожарными. Ну, еще балеринами. Один Колька Дроздов когда-то в первом классе четко и громко сказал, что хотел бы работать на говновозке, потому что его папка там работает и хорошо получает! Не случись опроса «Кем я хочу стать, когда вырасту?» во время открытого урока, на котором присутствовали из гороно, никто бы и не узнал о Колькиной мечте.

«Ну, закончила бы я театральный, и отправили бы меня куда-нибудь по распределению в Зажопинский драмтеатр, играть лисичек и вторых грибков на детский спектаклях», – отвечаю обычно я на вопрос о том, почему я не поступала в театральный.

Хотя кто знает? Может-таки Голливуд потерял великую актрису. Иванову. Была бы круче Джоли. Только детей бы по всему свету не собирала. Принцесса голубых кровей

Да, я была в Артеке. Не ржать! В детстве я вообще была очень активной пионеркой. Уж если начала говорить, то теперь уж обо всем по порядку.

Начинала я с октябрятской звездочки. С необыкновенно ответственной должности – я была санитаркой. На рукаве у меня красовалась повязка, сшитая бабушкой. На белой (отрезанной от старой простыни) ткани – красный крест (бабушка, пришивая крест, что-то шептала на идише, но это уже из другой песни). На повязке – четыре завязочки, как на наволочке. (Это потом появились наволочки с пуговицами. А в моем детстве были наволочки с веревочками.)

Я стояла у входа в класс и очень гордилась. Все, кто входил, показывали мне ладошки. И я, тщательно изучив руки своих одноклассников, могла отправить кого угодно их мыть. Наверное, именно тогда в еще ничего не понимающем мозгу интуитивно сработало: власть – это здорово! Могу отправить мыть руки грязнулю Кольку Дроздова, хотя руки у него были на удивление чистыми. Или чистюлю Ленку Барабошину. А чего она обзывается? Дурой меня давеча назвала. За что? За то что я указала ей, что октябрятский значок у нее был приколот не слева на груди, как учила вожатая, ближе к сердцу, а справа. Пусть теперь идет и руки моет. Сама дура.

Став постарше, я стала председателем совета отряда. И наш отряд класса «А» был всегда впереди своих сверстников из задрипанных классов «Б» и «В». Не зря же потом весь «В» расформировали и несколько ребят оттуда перешли к нам. Мы как настоящие пионеры приняли их в свой отряд. Только не подружились мы с ними, потому что они так и не стали настоящими ленинцами. Мартыненко, например, не ходил на субботники. А мы, между прочим, там деревья сажали. И улицы убирали. Чтобы город, в котором мы живем, был красивым и чистым. Ну вот скажите мне, какой пионер не захочет, чтобы его город был красивым и чистым? Правильно – плохой пионер. Вот Мартыненко после восьмого класса в ПТУ и ушел. А потом его даже в тюрьму посадили за разбойное нападение. Плохой был пионер. В комсомол его не приняли. ПТУ бросил. В тюрьму сел. Так что от того, каким ты был пионером, многое зависит.

В седьмом классе меня выбрали председателем совета дружины. Это было очень волнительно. Я прибежала домой радостная, уверенная, что меня будут хвалить родители. Но папа только ухмыльнулся. А мама погладила по голове.

Нужно сказать, я была умной девочкой. Это не хвастовство. Это констатация факта. Да, я твердо верила в то, что:

Эх, хорошо в стране Советской жить!

Эх, хорошо страной любимым быть!

Эх, хорошо стране полезным быть!

Красный галстук с гордостью носить!

Да! Носить!

Но эта вера не мешала мне ночью прислушиваться к голосу, который доносился из спальни родителей. Вот вы что сейчас подумали? Каждый мыслит в меру своей распущенности. Из спальни родителей, сквозь трескотню и ужасный шум, доносился «Голос Америки» или «Радио Свобода». За долгие годы я научилась узнавать дикторов по голосам, и, отвлекаясь от темы на секунду, скажу – скорее всего я стала «радисткой Кэт» именно благодаря этим ночным радиоголосам.

Мозгов хватало никогда ни с кем об этом не говорить. Меня не предупреждали родители. Мы это вообще никогда не обсуждали. И тем не менее, вот такая я была советская девочка.

Мои родители, инженеры, выстрадали свою первую (и последнюю в советской жизни) профсоюзную туристическую путевку в Румынию и Югославию на целых две недели! То, как они готовились к поездке, – ни в сказке сказать, ни пером описать. Мама продала цепочку, чтобы выкупить эту путевку. Она одалживала у всех подружек приличные кофточки, чтоб не стыдно было «за границей выйти». Папа занимался сложным обменом каких-то деталей к «жигулям» на фотоаппарат и пленки к нему. В доме царило ожидание праздника.