Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века

Яблоки и груши уложены в одинаковые пирамидальные горки. Яркими бочками золотился белый налив, сочный, хрумкий. Груши-гнилушки – мои любимые – мелкими россыпями, как беспризорные щенки, развалились на прилавках. Грузин в огромной кепке продавал помидоры. Еще дорогие, но такие красивые и ароматные, что мама не выдержала, подошла прицениться. Грузин оживился и, блестя золотыми зубами, сыпал комплиментами, не уступая при этом ни копейки:

– Такой красивый женщина, бери – свежий ароматный помидор – наливной, как твои щечка!

– Уступи в цене – возьму, – не сдавалась мама.

– Ай-яй-яй – как уступи! Вай! Уступи – и так задаром отдаю…

Я наблюдала за мамой и за грузином, и уже знала, что грузин уступит и мама возьмет помидоры. И он щедро отвесит на смешных весах с гирьками «пару кило», а сверху «набросит» еще один помидор.

…Молочные ряды. Чистенькие бабульки в белых в крапочку платочках и в белых же фартуках, все одинаковые, словно старшеклассницы в праздник. Только вместо коричневых форменных платьев одеты они в ситцево-сатиновый пестрый разнобой. Отчего молочные ряды казались самыми нарядными. Творог, как и было обещано, доверено пробовать мне. Марлечка еще сыровата от сыворотки, а творог с желтоватым оттенком.

– Пробуй, деточка, пробуй! Свеженький, только откинула с вечернего молока. – Приговаривает торговка.

Творог кислый. Я морщусь. Мама переходит к другой, точь-в-точь такой же бабусе. Она ловко откидывает марлю. Я пробую. Этот мне нравится. Я серьезно спрашиваю, подражая маме:

– Почем?

И торговка, и мама хохочут, и мы берем два фунта (именно так продавали на рынке у нас. Фунтик. Полкило) творога. Теперь сметана…

Сумки тяжелые. В корзинке помидоры и клубника, в авоськах груши-гнилушки, зеленый лук, молодая картошка, укроп, в бумажном кулечке черешня, черника…

Я помогаю. Корзинка оттягивает руку, идти неудобно. Но я креплюсь и стараюсь не подать виду, что мне тяжело. На рынке мама всегда встречает знакомых.

– Ниночка, ты все молодеешь, – говорит тетенька с черными как уголь бровями. Я ее боюсь. Сейчас она ущипнет меня за щеку и скажет, как я выросла!..

Жарко. Солнце, окончательно проснувшись, припекает. Хочу пить, но не ною, маме сейчас не до меня. На рынок приехали машины, огромные грузовики, на которых, как на сцене, ловко снуют молодые тетки и хлопцы. Промтовары. С районов. Там, в районах, не покупают крепдешиновые платья, а в городе сразу выстраивается очередь. Мама отводит меня к лавочке. Сгружает все сумки и говорит:

– Посиди минутку, ни шагу отсюда, и за сумками смотри. Я сейчас.

Мама ныряет в толпу выкрикивающих размеры теток и скрывается из виду. Я терпеливо жду и рассматриваю толпу. Пить хочется сильнее. Я вытащила из сумки несколько черешен, обтерла их о платье… Ах, какое блаженство – кисло-сладкие, мясистые, душистые. Грязные ягоды есть нельзя, – вспоминаю я бабулино грозное указание, но ведь никто не видит. И я опять влезаю в кулек с черешней.

…Домой мы приехали на машине. Выйдя с рынка, мама подняла руку, и водитель красной машины – частник – за рубль согласился нас подкинуть до дома.

Всего пол-одиннадцатого утра. Моя младшая сестра еще спит. Бабуля вышла нас встречать к калитке. Папа готовит завтрак. Молодая, ароматная желтоватая картошка засыпана укропом и чесноком. Салат из помидоров, огурцов, зеленого лука… Шкворчит в сковороде жаренка…

Суббота. Июнь. Детство…

Физика и лирика

В детстве у меня была игра.

Я брала обыкновенную деревянную катушку с нитками и смотрела на мир сквозь дырочку в бобинке. Помните такие катушки? Сквозной туннельчик обычно был заклеен круглыми этикетками с названием ниток и фабрики, где их изготовили. Эти этикетки или сразу терялись, слетая еще по дороге из магазина, и валялись на дне маминой сумочки, или были приклеены намертво и их можно было только проколоть карандашом насквозь и поддеть за растрепанные уголки, чтобы содрать дурацкую этикетку.

Так вот, я брала катушку и ложилась на землю в саду. Рассматривать травинки, муравьишек, жуков, божьих коровок и даже подгнившее с одного бока яблоко было удивительно. Я чувствовала себя Алисой в стране чудес. Мир сужался до пяти миллиметров, а все мелкие детали становились, наоборот, четкими, рельефными, объемными. Ставший вмиг огромным муравей, запыхавшись, тащил зернышко от яблока. Мне казалось, что я даже вижу капельки пота на его лбу.