Гость судорожно вцепился в свою чашку чая. Не имея понятия, с чего начать разговор, он решил пойти с лести. Пол горячо поблагодарил Курта за помощь, которую тот оказал ему при подготовке статьи. На что супруг ответил, что в сложившихся обстоятельствах чувство долга не оставило ему выбора. Коэн сделал огромный шаг там, где Гёдель двадцать лет назад потерпел неудачу. Эту новость Курт сообщил мне, перечитывая корреспонденцию: «Некий Пол Коэн доказал, что
– За эту работу, мистер Коэн, вам надо присуждать Филдсовскую премию[141]
.– Вы слишком мне льстите. Логикам ее еще ни разу не давали. Даже вам!
– Я всегда старался держаться в стороне от почестей.
Я воздела взор к небу: кому он все это рассказывает? Если не считать Филдсовской премии, он получил все, о чем только может мечтать математик.
– Какой теме вы намереваетесь себя посвятить, когда одолеете эту крутую гору?
– Дел у меня хватает! Мне предлагают постоянную работу в Стэнфорде. Обожаю преподавать. К тому же у меня есть намерение заняться гипотезой Римана[142]
.– А вы оптимист, мальчик мой! Как бы там ни было, вопрос с
– Вы продолжаете настаивать на истинности теории недостающих аксиом?
– Здесь как раз и начинается ваша работа как логика. Вы создали фундамент, теперь на нем пора возводить здание.
– Но первые кирпичи в этот фундамент были заложены вами, не так ли? А над чем вы работаете сейчас, доктор Гёдель?
– Я не делаю из этого тайны. В настоящее время все мое внимание поглощено философией. Вы доказали неразрешимость
– Вы больше не занимаетесь логикой в чистом виде?
– По моему убеждению, к философии необходимо проявлять тот же подход, что и к логике, – аксиоматичный.
– Не понимаю, как можно на основе аксиом трактовать концепции мира. Ведь такие понятия, как «универсальность» или «незыблемость», к ним совершенно неприменимы.
– Концепции такого рода представляют собой объективную реальность. Поэтому мы должны разработать объективный язык, присущий этой реальности. Именно поэтому я вот уже который год изучаю феноменологию Гуссерля, в том числе и в приложении к философии математики.
Я незаметно подала молодому человеку знак, но он проигнорировал мое предупреждение и лишь протянул пустую чашку. Теперь нам предстояла двухчасовая лекция по феноменологии. В этот момент очень кстати зазвенел будильник Курта.
– Прошу меня простить. Мне пора принять лекарства. Надо придерживаться очень строгого расписания. Я сейчас вернусь.
Пол Коэн прилагал все усилия, чтобы не показать, насколько его сбивает с толку суть их беседы.
– Вы интересуетесь этой… как ее там… фени… феномоло… Вот черт! Такую абракадабру и выговорить невозможно.
– А понять – тем более. Ваш супруг приболел?
– Не обращайте внимания на его маленькие фармацевтические привычки. Вы женаты?
– С недавних пор. Мы с женой познакомились в прошлом году в Стокгольме. Кристина шведка.
– И вы так быстро поженились?
– Счастье нельзя откладывать на потом!
Неужели этот веселый, жизнерадостный мальчик преуспел там, где Курт потерпел поражение? Мне вдруг вспомнился далекий-далекий Блю Хилл. Неужели этот милый юноша в один прекрасный день подойдет к своей Кристине и скажет: «У меня проблемы»? Наш уважительный, восторженный молодой гость привел меня в умиление. Я увидела в нем смутный, но в то же время более вещественный образ того человека, которым когда-то был мой муж. Рядом с ним Курт казался таким хрупким и старым.