Богиня мудрости и стратегии (СИ)

— Ты знала, что боги…боги не умеют любить? — призналась мать, присаживаясь возле дочери. — Боги спускаются с Олимпа к смертным ради похоти и исполнения собственных желаний. Смертные женщины красивы, и они быстро живут, а значит рядом не будет той, которая вечно будет тебя пилить… Немногие выживают вынашивая полубогов, но… Ты прекрасно знаешь, что есть и хорошие примеры…

— А богини? — с опаской спросила София.

— Богини тоже не любят… Но в эгоистичном желании быть для кого-то центром мира, или же для банального продолжения рода, мы выбираем достойнейшего смертного… Мужчины обычно только этого и жаждят, а потому не задумываются, что их использовали…

— То есть…

— Не было никакой красивой истории любви, дитя, — зеленый силуэт смотрел на нее уже как-то грустно и понимающе. — Но ты получеловек… Ты можешь любить…

«Может ли любить Хеймдалль? Стоит ли это спрашивать?» — только это ее волнует, только это заставляет сжиматься сердце. Нет, София и так прекрасно понимала, что ничего не выйдет. Наступит Рагнарёк, и фиолетовый взгляд парня останется для нее лишь воспоминанием. Только вот он уже забрал ее сердце, уже приковал к себе, а она и правда воспитана спартанской девой, и не собирается отдавать свое сердце еще кому-то. Оно будет растоптано и разбито лишь одной ногой, второго такого у нее нет…

— Почему ты именно здесь? Почему появился этот разлом и как его закрыть?

— Не мне отвечать тебе на вопросы мироздания и судьбы… — покачала головой Афина. — Но я точно ощущаю что-то родное… Не только тебя, как носителя моей крови, но и артефакты…

— Из Греции? — удивилась София.

— Да, — кивнула мать. — Тебе стоит знать и многое другое, чтобы противостоять тому, что тебя ждет, и тому, как закрыть эту щель…

— Но я не хочу, — отказалась девушка. — Разве я не должна сама все узнать?

— Есть то, что ты не узнаешь из книг и разговоров, не найдешь в своей голове и в мире вокруг тебя… Это магия.

— Но… я думала…

— Ты найдешь ее, — силуэт стал отдаляться.

София поняла, что возможно больше никогда ее не увидит. Глаза снова заволокли слезы…

— Не уходи… Только не опять, — просила она.

— Я лишь пережиток прошлого, — уверял ее голос. — И я ведь никогда тебя и не покидала, ведь так?

— Так… — ей хотелось что-то сообщить еще, хотя София прекрасно знала, что ни к чему хорошему это ее не приведет, — Брасид. Так зовут моего отца, и он правда был достойнейшим из смертных.

— Ты справишься, Зофия…

— София, — слезы текли по ее щекам. Мать хотела назвать ее по-другому, неужели именно сегодняшней день стал для нее определяющим?

Афина задумалась, а после на ее лице появилась та самая улыбка. Улыбка мамы, когда она радовалась первым успехам дочери, когда наблюдала, как маленькая София грызет прорезавшимися зубками древко ее копья, когда помогала дочери делать свои первые шаги, когда смотрела, как она тренируется, когда укладывала спать, целуя в лобик. Силуэт пропадал, размывался зеленой дымкой и пеленой слез, которые застилали обзор.

— София, — повторила мама. — Красиво звучит… Мудрая… София…

***

— София! София! — ее кто-то тряс за плечи, а ей было так душевно больно…

«Мама, это все-таки была она! Она была так близко, такая родная, такая настоящая…»

— София посмотри на меня! — настаивал голос.

Она не хотела, не хотела ничего. Она чувствовала горячие слезы, слышала как они капают вниз, чувствовала запах все той же пещеры. Только хотела она назад, туда, где мама все еще была жива. Атрей же так хочет спасти своего отца, так почему бы ей не спати собственную мать? Почему ей не предупредить о смерти, о том дне, предупредить, уберечь, как делала она? Почему ей тоже нельзя быть счастливой? Почему нельзя изменить прошлое? Она знает почему, но почему?

Как же было нестерпимо больно. Как хотелось выть волком. София накренила тело вперед, ударяясь лбом о что-то твердое. Чужие руки обняли ее, а сверху послышалось чужое дыхание. Она глотала всхлипы, поливая чью-то одежду горячими слезами душевной боли и одиночества. Неужели она будет одна? Без любви, без семьи, опять? Почему судьбе так необходимо сначала поманить ее счастьем, а потом все отобрать?

— Будь потише, а то Всеотец услышит твои всхлипы.

София подняла заплаканные глаза на Хеймдалля.

«Что ты тут делаешь?»

— Рад снова слышать твои мысли, — улыбнулся он, какой-то новой улыбкой, такой непривычно нежной и родной. — Всеотец попросил проследить, чтобы ты тут ничего не натворила, пока он будет решать дела наверху.

— Долго я… — она не узнала собственный голос.

— На дворе ночь, если тебе это о чем-то говорит… Что произошло? — он волнуется?

— Я…мне нужно побыть одной, — выдохнула она, поднимаясь на негнущихся ногах. — Прости, мне надо подумать…

— Конечно, — кивнул Хеймдалль, отпуская ее.