Богоматерь Нильская

План Глориозы очень беспокоил Модесту. Она надеялась, что подруга оставит эту мысль, откажется от нее. Паломничество состоится через месяц, не сегодня завтра Глориоза наверняка все забудет. Все, что она наговорила, это так, шутка, болтовня, от нечего делать, потому что в лицее Богоматери Нильской такая скука, что в голову то и дело лезут всякие странные вещи. Одни начинают воображать, будто в них влюбился белый преподаватель, что он собирается увезти их, похитить, потому что в классе он только на них и смотрит, они улетят с ним вместе на самолете; другие говорят, что по ночам с ними разговаривает Дева Мария, а они записывают в блокнот то, что она сказала; есть и такие, кто считает себя королевами прежних времен, до них нельзя даже дотронуться, такие они драгоценные, хрупкие, вот-вот в обморок упадут; а другие говорят, что вот-вот умрут, потому что их отравили, а отравили их потому, что они слишком красивые, красивее остальных, и завистницы их преследуют, насылают на них порчу, и они не могут ничего есть, потому что везде яд. Вот такие глупости крутятся, жужжат в головах у девочек, то приходят, то уходят. Модеста надеется, что и у Глориозы та идея пройдет, как и многие другие.

В следующее воскресенье после мессы Глориоза сказала Модесте:

– Давай побыстрее, сейчас пойдем к источнику. Я хочу изучить окрестности. Надо посмотреть, как лучше взобраться по склону к домику Богоматери Нильской. Надо точно знать, как туда залезть.

– Ты все еще хочешь проделать то, о чем говорила?

– Конечно, еще больше, чем раньше, и я рассчитываю на тебя, если ты все еще хочешь со мной дружить.

– Мне страшно, – вздохнула Модеста, – у меня же нет твоего отца, но я тебе все же помогу, раз ты говоришь, что мы подруги.

Шел дождь. На дороге Глориоза с Модестой обогнали нескольких женщин, которые возвращались с мессы, неся на голове каждая свою скамеечку.

– Да уж, мы как будто в самой туче живем.

– А мне, – сказала Глориоза, – нравится этот дождь. Я хотела, чтобы он пошел, и он пошел, даже Ньямиронги просить не пришлось. Теперь у Богоматери Нильской точно никого не будет, даже те, кто хотел помолиться ей и попросить хороших отметок, не решатся туда пойти.

Подворачивая на рытвинах ноги, хватаясь за кусты, чтобы не поскользнуться, они сбежали вниз по крутой тропинке, которая вела к источнику, и остановились у чаши, куда собиралась вода, прежде чем перелиться и отправиться потоком навстречу своей судьбе – судьбе великой реки. Статуя Девы Марии, стоявшая под навесом из листового железа, каким-то чудом втиснутым между скал, показалась им очень высокой, недосягаемой. Несмотря на укрытие, сезоны дождей оставили на скульптуре свой след. Ее черное лицо было испещрено беловатыми трещинами, а молитвенно сложенные руки и босые ноги покрыты пятнами того же цвета.

– Это не Нильская Богоматерь, а Пятнистая, – прыснула Глориоза, – видишь, ее надо заново красить, а лучше вовсе заменить. А нос у нее все равно как у тутси, только у тутси-альбиноса.

– Замолчи. Не говори так, а то накличешь на нас беду.

Они поднялись по каменистой осыпи, обошли два больших камня, гладких и блестящих. В их расщелины и были вставлены столбы, поддерживавшие замшелый дощатый настил, на который установили навес Богоматери Нильской.

– Видишь, как высоко, – сказала Модеста. – Тут нужна лестница.

– Ты и будешь этой лестницей. Я встану тебе на плечи и подтянусь, держась за доски, а ты меня поддержишь и подтолкнешь выше. Все получится.

– Глориоза, ты с ума сошла!

– Делай как я говорю, не спорь, если хочешь со мной дружить.

Модеста присела на корточки у подножия помоста. Глориоза села на нее верхом, а потом встала ногами на плечи.

– Давай, поднимайся.

– Не могу, ты тяжелая. И потом я ничего не вижу из-за твоей толстой задницы.

– Держись за столб.

Уцепившись за столб, Модеста понемногу стала приподнимать Глориозу, та ее всячески подбадривала: «Давай-давай, вот так, еще немного!»

– Ну вот, есть, – сказала Глориоза, – я уже опираюсь локтями о доски. Осторожно, подтягиваюсь, держись крепче, ага, готово.

Глориоза проскользнула в узкую щель между камнем и листом железа. Там ей удалось встать во весь рост, и Модеста увидела, как она исчезла в будке.

– Ну вот, я ее трогаю. Я выше ее. Видишь, это просто: ударить как следует по носу, и все!

Глориоза снова протиснулась между будкой и скалой.

– Осторожно! – крикнула она. – Я сейчас спрыгну, держи меня!

Глориоза прыгнула и повалилась на Модесту, увлекая ее в своем падении.

– Смотри, что с нами стало, – сказала Модеста, вставая на ноги, – у меня юбка разорвана, вон тут, сбоку, и вся в грязи, и ноги все в ссадинах. Что мы скажем надзирательнице?

– Скажем, что ходили молиться Богоматери Нильской, поскользнулись и упали. Нас пожалеют и похвалят за набожность. Или лучше скажем, что на нас напали бандиты, хотели нас изнасиловать, но мы убежали. Мне второй вариант больше нравится: мы храбрые девочки, а напали на нас иньензи – эти тараканы-тутси, – их много в горах…

– Ты прекрасно знаешь, что никаких иньензи больше нет, а тутси занимаются коммерцией в Бужумбуре или Кампале.