Богоматерь Нильская

– Мой отец говорит, что надо постоянно твердить, что иньензи повсюду, что они вот-вот вернутся, что они влезают куда могут, что тутси, которые остались, и даже, возможно, тутси наполовину, как ты, ждут не дождутся их возвращения. Отец говорит, что народ надо пугать вовремя и не забывать об этом.

Чтобы то, что они собирались рассказать надзирательнице, выглядело правдоподобнее, Глориоза решила, что им лучше дождаться темноты и только после этого возвращаться в лицей. Они укрылись в Ремере, в заброшенной пастушеской хижине, стоявшей чуть ниже дороги. Сено на постели казалось совсем свежим. «Видишь, – сказала Глориоза, – тут явно кто-то бывает, хотя постель и жестковата для того, чем тут занимаются. Я обязательно узнаю, кто тут назначает друг другу свидания». Она растянулась на сене: «Давай, ложись рядом со мной и задери платье. Ты же знаешь, что надо делать, чтобы быть готовой к замужеству, наши матери всегда так делали».

– Что с вами случилось, бедняжки мои? – воскликнула сестра Гертруда при виде Глориозы с Модестой и их разорванной, испачканной грязью одежды.

– На нас напали, – ответила Глориоза якобы срывающимся от волнения голосом, – какие-то люди, их лица были скрыты под куском темной ткани. Не знаю, сколько их было, они набросились на нас, видно, хотели изнасиловать, а потом, конечно, убить, но мы стали защищаться, схватили камни, кричали, они услышали поблизости шум «Тойоты», испугались и убежали… Но я знаю, кто они такие, я слышала, как они говорили, это были иньензи, они все еще есть, прячутся в горах, мне отец говорил, они приходят из Бурунди, нападают на нас, когда могут, у них есть сообщники – местные тутси. Надо предупредить мать-настоятельницу.

Обеих лицеисток отвели в кабинет к матери-настоятельнице. Глориоза снова повторила свой рассказ о нападении, но, описывая события в новой версии, она заметно сгустила краски: количество иньензи не переставало расти, теперь они уже собирались напасть на лицей и изнасиловать всех учащихся, а после ужасных пыток и убить, не пощадили бы и монахинь, даже белых. Модеста молчала и изо всех сил старалась плакать и стонать в соответствии с указаниями Глориозы. «Скорее, – не унималась та, – нельзя терять ни секунды, мы все в опасности, иньензи совсем близко, они повсюду».

Мать-настоятельница приняла необходимые решения. Она созвала на военный совет отца Эрменегильда, сестру Гертруду и сестру-экономку. Спешно отправила брата Ауксилия на грузовичке в деревню, откуда тот должен был вернуться с бургомистром и двумя жандармами. Собрала лицеисток в часовне, где они вместе с отцом Эрменегильдом, не обременившим себя лишними объяснениями, стали усердно чередовать гимны с многочисленными молитвами. Сестра-экономка раздала боям кухонные ножи, аккуратно записав в книжечку их количество, и приняла командование отрядом, ставшим на охрану лицейских ворот. Наступила ночь. Сестра-экономка решила раздать всем печенье, приготовленное для ближайшего паломничества. В часовне, несмотря на все старания отца Эрменегильда, в конце концов над псалмами и молитвами возобладали слухи. Все перешептывались, сообщая друг другу, что президент убит, что иньензи переправились через озеро, что русские дали им какое-то чудовищное оружие, что они собираются всех убить, даже девушек, но сначала они их изнасилуют. Многие плакали, некоторые просили у духовника исповедовать их, кое-кто надеялся, что, неизвестно почему и как, избежит если не изнасилования, то смерти.

Послышался шум грузовичка брата Ауксилия. Бдительные охранники (они опасались, что грузовик попал в засаду) медленно открыли ворота, несмотря на нетерпеливые гудки сидевшего за рулем боя. Все с облегчением увидели, что брат Ауксилий привез не только бургомистра и двух жандармов с ружьями, но еще и два десятка вооруженных тесаками активистов.

В кабинете матери-настоятельницы вновь собрался военный совет. В нем приняли участие мать-настоятельница, бургомистр, сестра-экономка и отец Эрменегильд, оставивший лицеисток под присмотром сестры Гертруды. Пригласили и Глориозу – как свидетельницу и жертву. Она снова повторила свой рассказ уже для бургомистра: пресловутых иньензи стало еще больше, сами они стали еще свирепее, а она, подняв подол платья до самых бедер, показала всем множественные ссадины и царапины. Модесту, по-прежнему хранившую молчание, но на этот раз плакавшую по-настоящему, отвели в медпункт, где о ней должна была позаботиться сестра Анжелика. Бургомистр объявил, что ему удалось созвониться с префектом, который лично оповестил военный лагерь. Полковник срочно отправляет в лицей пятьдесят солдат под командованием лейтенанта Гакубы. Пока же надо расставить активистов на стратегически важных постах, а в торговый центр направить патруль из тех же активистов под руководством одного из жандармов. Лицеисткам мать-настоятельница разрешила разойтись по дортуарам и лечь в постель, но только не раздеваясь.