Богоматерь Нильская

Все стали ждать. Ночь была особенно темной, а горы безмолвными. Из деревни вернулся патруль, который только разбудил там собак: их лай – то жалобный, то злобный – долго еще не утихал. Почти сразу после полуночи прибыли два грузовика с военными, те сразу заняли позиции вокруг лицея. Командовавший ими молодой лейтенант провел большое совещание в кабинете с матерью-настоятельницей и бургомистром. Глориоза снова повторила свой рассказ. На этот раз она добавила, что, кажется, узнала голос одного из нападавших, она не совсем уверена, но он был похож на голос Жана Бизиманы, сына Гатеры – тутси, державшего лавчонку на базаре. Лейтенант сказал, что местные тутси всегда были сообщниками иньензи, он не сомневался, что пришедшие из-за границы бандиты теперь скрываются у них. Надо отправить патрули, чтобы те обыскали их жилища, активисты покажут им дорогу. А Жана Бизиману следует немедленно арестовать. «Когда имеешь дело с иньензи, – сказал лейтенант, – нельзя терять ни минуты».

Решения, принятые лейтенантом, были в самом скором времени реализованы. Через час вернулись патрули, и их начальники отрапортовали лейтенанту в присутствии матери-настоятельницы, бургомистра и Глориозы, которая отказалась от предложения пойти отдохнуть в комнату для гостей – самую красивую в лицее, где ночевал сам монсеньор. Жан Бизимана не оказал никакого сопротивления и был арестован под крики и плач своих родителей, братьев и сестер. Военные допросили его с необходимой в таких случаях строгостью, требуя, чтобы он выдал сообщников. Он ни в чем не сознался. Его собирались отправить в большую тюрьму на севере страны. «Вряд ли мы снова увидим, как он слоняется без дела в моей деревне», – со смехом сказал бургомистр.

Военные обыскали те немногие жилища, где еще обитали тутси. Они добросовестно обшарили амбары, разбили кувшины, допросили всех проживающих, даже детей. Все напрасно. Иньензи сбежали. «Надо же, – сказал лейтенант, – две храбрые девушки обратили их в бегство. Жаль все же, что нам не удалось никого взять. Но операция все равно удалась: надо почаще напоминать тутси, что для руандийцев они всего лишь тараканы, иньензи».

Глориоза на несколько недель поселилась в комнате монсеньора – до паломничества, так она попросила. Девочке, проявившей такое мужество, которую отец Эрменегильд в одной из своих проповедей сравнил с Жанной д’Арк, ни в чем не могло быть отказа. Подвиги двух лицеисток, особенно Глориозы, прославлялись повсюду, вплоть до высших партийных инстанций. «Две героические лицеистки обращают в бегство опасных преступников, явившихся, чтобы посеять смуту в стране», – гласил газетный заголовок. Глориоза превратилась в героиню, спасшую лицей, а возможно, и всю страну.

Монахини и преподаватели окружали ее вниманием и то и дело норовили поговорить с ней; количество услужливых подруг вокруг нее увеличилось, правда, некоторые избегали долгих разговоров с ней из страха допустить какую-нибудь оплошность – они сами не знали какую. Одна Горетти держалась на расстоянии, изредка позволяя себе в компании надежных подруг высказывать в завуалированной форме определенные сомнения в достоверности подвигов Глориозы.

Модеста надеялась, что из страха навредить своей незаконно присвоенной славе Глориоза откажется от прежних планов и не станет калечить статую Богоматери Нильской, но однажды на уроке сестры Лидвины подруга шепнула ей: «Не забудь, в воскресенье мы идем к пигмеям тва».

Деревня пигмеев тва состояла из десятка растрепанных маленьких хижин, разбросанных среди редких банановых деревьев. На плоской насыпной земляной площадке большой черный круг обозначал место кострища, на котором за несколько дней до базарного дня обжигались гончарные изделия. Повсюду вокруг, словно руины древних пирамид, виднелись горки черепков.

Стайка голых ребятишек со вздутыми, как воздушные шары, животами в беловатых разводах засохшей глины, завидев двух девочек, с криками бросилась врассыпную. Деревня казалась пустой, вокруг было странно тихо. Переходя по тропинкам от хижины к хижине, они обнаружили наконец женщину, лепившую горшок. На донышко, которым служил черепок разбитой посудины, она накладывала один за другим валки глины, из которых постепенно возникали гладкие округлые бока будущего котелка. Поглощенная работой мастерица даже не подняла глаз, когда Глориоза с Модестой подошли к ней. Чтобы привлечь ее внимание, они покашляли. Женщина, не прерывая работы и даже не глядя на них, проворчала наконец: «Если вы пришли купить горшок, так их еще нет. Они сушатся. Приходите на базар, я там все время торгую. Ку́пите у меня все, что захотите».