Богословие личности

Современное антропоцентрическое познание мира основывается на том, что человек есть критерий Бога. С Ренессанса и Просвещения начался век антропологии, антропоцентрический век. Однако в современном эмфатическом смысле антропология предполагает богословие, утерявшее свою силу, и понимает себя как наследницу этого богословия. Одним из центральных мифов человека Нового времени является миф о том, что «Бог умер! И мы убили его!» (Ницше). Тайной богословия оказывается антропология. Не человек есть образ Бога, а боги суть образы человека. Не человек – творение Бога, а боги созданы страхом и стремлениями человека. В своей критике религии Людвиг Фейербах дал очень красочное описание этого взгляда современного человека[428]. Он по менял местами субъект и предикат и тем низвел все Божьи атрибуты до человеческого субъекта. Сознание бесконечности есть не что иное, как бесконечность сознания. Познание Бога – просто самопознание человека. Бог – это желаемая проекция человека, самого в себе расщепленного. Он, так сказать, является лучшим «Я» человека, которое тот противопоставляет себе и которому по том поклоняется. Как может человек прийти к себе? Только путем признания своих религиозных идеалов собственными проекция ми, присваивая их и принимая их снова на себя. Тогда он уже больше не расщепленный человек, перенесший свое лучшее «Я» на небо, а человек в единстве с самим собой, который реализует свое лучшее «Я» на земле. В своих негативных замечаниях Фейер бах выступал против религиозных образов человеческого страха. В своей критике он следовал ветхозаветному запрещению образа: «Не делай себе кумиров и никакого изображения… Не поклоняйся им и не служи им» (Исх 20:4–5). Он взял древнюю традицию негативного богословия: «Что такое Бог, мы не знаем» (Фома Аквинский). Однако его собственная позиция была религиозной: «Новая философия превращает человека, включая и природу, (…) в единственный, универсальный и высший предмет философии, превращая, следовательно, антропологию (…) в универсальную науку». «Человек с человеком – единство «Я» и «Ты» – есть Бог»[429]. Фейербах признавал все предикаты Бога, но только перенес их на человека и человечество. Если, как полагал Фейербах, тайна богословия есть антропология, то тайной его антропологии является антропотеизм (обожествление человека). Из этого он сделал вывод, что «политика должна стать нашей религией, но это возможно лишь в том случае, если в наших взглядах есть то высшее, что превращает политику в религию». Но если политика должна стать религией, то что же он тогда критиковал в религии? Если удаление богов с неба религии приводит к обожествлению человека на земле, то что же тогда такое антропология? Если развенчание Бога делает человека Богом для себя же самого, то нечего говорить об антропологии. Бог умер и должен быть погребен. Но если наследник становится на Его место, то он уже не человек, а сам Бог, хотя, может быть, сначала только «Бог в процессе становления» (Р. Гароди). Несостоятельность современной антропологии, построенной на идее наследственного богословия, заключается именно в его богословском и религиозном наследии. Как тотальный человек, как идеальный человек, как человек возможностей или человек решения человек должен сам совершить то, что он не может совершить. Обожествление человека не делает его более человечным, а скорее, наоборот, делает его бесчеловечным. Антропология, которая в современном постхристианском контексте намеревается быть наследницей богословия, упускает из виду не только реального Бога, но также и реального человека. Так как она соединяет Бога и человека в единое целое, она не может уже сказать, о ком она говорит.

Новое время сделало человека иконоборческим словом против Бога: человеческое самопознание привело к иконоборческой борьбе против религиозных образов Бога. Но это возможно только до тех пор, пока реальный Бог является иконоборческим словом против человека: познание Бога приводит к иконоборческой борьбе против образов человека, в которых человек себя отражает, оправдывает и обожествляет. Познание Бога и самопознание человека находятся во взаимосвязи, так что не может быть познания человека без самопознания (и без критики религии) и самопознания без познания Бога (и без самокритики). Только во взаимной иконоборческой критике может появиться понимание как трансцендентности, которое не отчуждает и не обожествляет, но очеловечивает, так и понимание имманентности, которое не допускает ни рабского смирения, ни тирании, а делает возможной окончательную свободу.