Богоубийство (СИ)

Почесав голову, и поправив очки, он еще раз дивно посмотрел на стопку листов. Слова… Много слов… И троеточие… Многообещающее, вдохновляющее его этим утром. Словно это была точка. Но Стефан любил троеточия. Возможно, поэтому он был рад тому троеточию, которое наблюдал внизу страницы, номер которой уже перевалил за двести, чего Стефан и ожидал от своего весьма компактного, по задумке, романа. Он приближался к своему логичному завершению. Он это уже точно знал, потому что видел перед собой, как нечто не проходящее. Перед глазами его была четкая картина. И как бы ни грела его эта уютная, совершенно не показная радость в груди, он стал убеждать себя, что нет повода довольствоваться проделанной работой, потому что нельзя быть довольным собой в полной мере, априори. И пора уже встать со стула и походить, что ли.

«Странно» - подумал он, - «Неужели, именно так чувствует себя писатель?» - наконец употребив к себе это слово в том самом смысле, в котором Стефан не желал относить себя к представителям данного ремесла, чувствуя неопределенное торжество перед фрустрацией. Словно бог, гордящийся проделанной работой. Все равно гордящийся, в какой-то мере. Стефану не понравилось это сравнение, и он быстро остепенил свои мысли, с трудом ступая на онемевшую ногу.

Нет, никогда он так не писал. Никогда у него не было такой продуктивной ночи. Никогда его пальцы так не болели!

Стефан пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Умылся, почистил зубы, и понял один неприятный момент. Всю ночь, настолько увлеченный, он провел за печатной машинкой. Не с Анной.

Выйдя на террасу, в нем уже было чувство неловкости. Как и зачастую, Анна загорала под сентябрьским, более мягким, нежели летним, солнцем Сардинии. Ее ножки блестели от крема и аккуратного светло-золотистого загара. Длинные, стройные, прелестные. Когда Стефан выходил на террасу, это всегда было первым, что он видел. Некоторые вещи в жизни не меняются… наверное… Лишь потом, обходя Анну, он натыкался на собственные догадки, смотря ей в лицо – смотрит на него сквозь солнцезащитные очки, или нет? Или же чувствует его на каком-то ином уровне? Он поздоровался с ней, чтобы не быть в догадках, отчасти зажато:

- Доброе утро!

Анна молча лежала еще несколько секунд, после чего чуть сдвинула голову в сторону Стефана, сказав:

- Какая честь, мистер Полански! А я-то думала, отчего сегодня такое солнце дивное, отчего трава зеленее? А это вы решили пожаловать!

- К чему этот сарказм?

- Во-первых, не к чему, а от чего. А, во-вторых, не совсем это и сарказм, а по большей мере иронизация действительности.

- Действительности?

Анна кивнула.

- И что же ты называешь действительностью? Что это? – спросил Стефан, точно не желая задеть Анну.

Но она воспылала, сразу показав ему это своим взглядом, сняв очки.

- Послушай, умник! – резко начала она. – Давай без философских моментов, особенно, когда это некстати!

Ее взгляд устремился в него всей своей несдерживаемой силой. Как бы Стефан ни пытался пересмотреть ее (если бы даже захотел), у него точно ничего не вышло бы. Он опустил глаза, затем отвел свой взгляд вдаль, в сторону моря, и постарался сказать как можно спокойнее, чтобы ее больше ничего не раздражало в его словах:

- Прости, я всю ночь писал…

- Я заметила, что именно этой ночью к тебе приходила муза, - резко вставила Анна.

- И… мне осталась одна глава, я думаю… это будет всего лишь одна глава…

- Поздравляю, - сухо и отрывисто, но более тихим тоном сказала Анна; так, словно была вынуждена сказать это.

- И ты не спросишь, о чем я писал всю ночь?

Стефан чувствовал себя дезориентированным. Впервые Анна не спрашивала его об этом. Он присел около нее, желая заглянуть Анне в глаза, чтобы выяснить, что с ней случилось. Но в этот момент, она поняла, чего хочет он, и отвела свой взгляд. Он пропаливал над горизонтом дырку. Как луч света, несущий собой громаднейшую силу страсти, что была в ней. Разрушительная сила. Стефан коснулся ее руки. Она отдернула ее, но ничего не сказала, продолжая отворачивать от него свое лицо. Стефан коснулся ее подбородка. Настойчивее и серьезнее. Но очень мягко и приветливо спросил:

- Родная, чего ты? Что с тобой?

Анна продолжала демонстративно молчать. Стефан улыбнулся, отчасти не зная, что делать, отчасти, не понимая причину до конца, хоть и чувствовал себя не правым за то, что так беспардонно ушел в себя, хотя должен был уделить внимание этой ночью только ей. Ссоры ссорами, но глупо было закрываться в комнате, еще в день ее рождения!

- Ты обижаешься?

- Я говорила тебе…

- Да-да, прости, я помню! Обижаются только глупые люди! Я помню, - с ухмылкой дурака говорил Стефан, будто признает себя таковым.

Ему было очень неудобно в этот момент. Он чувствовал себя оправдывающимся, хотя конкретно этим он в данный момент не занимался. Поведение Анны давило на него. Особенно то, что и как она начала говорить последним временем.

- Что мы делаем, Стефан? – наконец-то посмотрев на него со скрытым требованием, спросила Анна.

- В смысле?

- Последним временем? Что мы делаем?

Стефан непонимающе смотрел на нее.