– Как будет угодно… Она из простых, не благородных, но не крестьянка. Скорее – мещанка. Судя по ступням, какое-то время занималась стоячей работой. Возможно, торговала за прилавком в дамском магазине. Не прачка, это по рукам вам сказал, не швея, не модистка: пальцы не исколоты. Врожденных заболеваний нет. Сифилиса нет.
– То есть барышня в полном расцвете.
– Да, была здорова, пока не удушили. Шейные позвонки сломаны, на тросе умерла почти сразу.
– Взлетела, как бабочка…
– Вам виднее, друг мой. Криминалистика оперирует только фактами.
– Перед смертью она ожидала приятный сюрприз от близкого человека.
– С чего вы взяли?
– Иначе барышня не сунула бы голову в петлю. Доверчиво сунула…
– Сопротивления не оказывала, это верно… И вот что: у нее довольно хорошо развиты легкие, мышцы горла и связки…
– Певица? – резко спросил Ванзаров, как раз под второй гудок паровоза.
Лебедев не готов был подтвердить.
– Скажем так: старательно занималась пением… Ну, что об этом толковать. Заключение пристав получит, пусть сам разбирается, – и Аполлон Григорьевич сгреб в охапку друга. – Прощайте, не знаю, как пережить эти месяцы. Привык я к вам за столько лет… Не увлекайтесь греческим вином, оно, говорят, коварное.
Ванзаров не ответил на объятия, оставаясь неподвижным.
Лебедев нахмурился:
– Вы что еще надумали? Дело простое, выеденного яйца не стоит.
– Не все то просто, что таким кажется.
– Отпуск и только отпуск!
– Не понимаю, зачем там бабочки, – сказал Ванзаров. – Не ложатся в логическую цепочку.
Лебедев без разговоров закинул в тамбур один чемодан. Что стоило ему напряжения всех мышц.
– Марш в отпуск, – скомандовал он.
– Аполлон Григорьевич, тело несколько раз поднимали и опускали. Вот что по-настоящему странно.
– Зачем? – невольно спросил криминалист.
– Кто-то хотел снова и снова видеть ее.
– С чего взяли? Бабочки подсказали?!
– Колесо подъемника было смазано. Смазали неумело, масло попало на трос. А им не пользовались три или четыре года.
– И что с того?
– Тросом несколько раз пользовался тот, кто повесил барышню…
Над перроном прозвучал третий гудок. Лебедев, как Сизиф, закинул последний чемодан. Проводники закрывали подножки тамбура. Ванзарова просили садиться, поезд отправляется через минуту.
– Трос свободен, на нем может появиться еще одна…
Насильно расцеловав друга в обе щеки, Лебедев толкнул его к лесенке вагона.
– Пишите почаще. Шлите побольше открыток с греческими видами. И не забивайте голову пустяками!
Ванзаров взялся за поручни.
– Пристав не справится…
Приподняв друга, как ребенка, Лебедев поставил его на металлическую ступеньку. Проводник нервничал и тянул руку к медлительному пассажиру. Паровоз дал прощальный гудок и выпустил облако пара. Поезд дрогнул и тронулся.
22
Синьор Капелло без труда нашел, где сегодня вечером его звезда дает концерт. Ему указали кассу, и даже хватило денег на билет, не надо считать последние монетки. Счастливый, с билетом и сытый, он отправился бродить по городу. У него было еще несколько часов в запасе, а тратить деньги на извозчика – непозволительная роскошь. Около киоска, торговавшего газетами, он замер. На него смотрела она – его мечта и мучительная любовь. Как ни мало было денег, Капелло купил открытки, точно такие, как продавались в Париже, Будапеште и Берлине. Только на обратной стороне – герб русской почты.
Он шел по большому проспекту и смотрел на обожаемое лицо. К счастью, его не задавил извозчик и не обокрал карманник. К блаженным в России относятся с почтением. Не зная толком дороги, Капелло одолел немалый путь и оказался на Петербургской стороне. Ему указали на театр «Аквариум». В саду около театра была устроена иллюминация, из ресторана доносились соблазнительные звуки. Капелло не мог позволить себе другие соблазны. Кроме одного.
Он зашел в зал и сел на купленное 775-е место – место сбоку на стульях, но какое это имеет значение, если через считаные минуты он увидит ее.
Публика неторопливо и с шумом занимала места, что оскорбляет и его чувства, и саму Кавальери, казалось Капелло. Погас свет, заиграл оркестр, поднялся занавес. Вместо его звезды на сцену вышла какая-то дама в блестящем платье и стала петь пошлую песенку на французском. За ней другая и третья. Потом были фокусники, какой-то эстрадный номер, комические танцы. Затем господин кривлялся, изображая разные звуки, а публика смеялась и аплодировала. Все это было пошло и глупо. Но где она?
Капелло не купил программку и не знал, что Кавальери отдано второе отделение.
Он еле пережил антракт.
Когда публика вернулась на места, погас свет и заиграл оркестр, он приготовился к мгновениям счастья. Ради которых еще жил.
Поднялся занавес. Произошла перемена декорации. Сверху опустились подвесные гирлянды, а на заднике в глубине сцены был нарисован город, дурная карикатура на родину Капелло. Он перестал замечать театральную глупость, когда на сцену наконец выпорхнула она, его звезда.