Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Проблематичной выглядит и трактовка купцов как всего торгово-ремесленного населения Новгорода. К этой точке зрения исследователей склоняет, прежде всего, несомненное участие купцов в сотенной организацией средневекового Новгорода. Но охватывала ли эта организация всё население Новгорода и в каком именно отношении, какие точно категории лиц входили в эту организацию, как она менялась с социальным и политическим развитием города – это всё вопросы сложные и пока далёкие от сколько-нибудь убедительного решения[689]. С другой стороны, мы точно знаем, что в XII–XV вв. в Новгороде купцами называли именно и только собственно людей, занятых торговлей (то есть более или менее чётко очерченную профессиональную группу)[690], и история древнерусского (и общеславянского) слова купец не даёт никаких поводов думать, что в XII–XIII вв. оно в Новгороде (и только в Новгороде!) обозначало вообще всё торгово-ремесленное население[691]. Кроме того, известно, что новгородские сотни были как-то (видимо, прежде всего фискально) связаны с князем[692] и что в Новгороде были купеческие торговые организации, которые находились под патронатом князя (купеческое объединение при церкви Ивана на Опоках). Это говорит скорее в пользу того, что новгородские купцы сохраняли с древних времён особую связь с князем и в каких-то случаях (очевидно, во внешних сношениях и торговых делах) могли выполнять и его поручения.

В русле суждений, близких к первой точке зрения, не удаётся внятно объяснить и статус гриди в Новгороде. Трудно представить себе, что это за «младшая дружина» сидела ещё в Новгороде, если уже во второй половине XII в., как ясно следует из летописи, князья приходили в Новгород и уходили из него со своим «двором» или «дружиной», то есть со своими военными слугами (и иногда также отдельными боярами).

Другое дело, если вести речь, как предполагает вторая точка зрения, не о социальном слое, а о какой-то особой группе новгородского населения. Что это была за группа населения, ясно видно по одному из трёх известий Н1Лс/ Н1Лм с упоминанием «гридьбы» – в летописной статье под 6742 (1234) г. В известии сообщается о нападении литовцев на (Старую) Русу и, в частности, говорится о сопротивлении, которое было им оказано: «и сташа рушанѣ и засада: огнищанѣ и гридба, и кто купець и гости»[693]. Против литовцев «сташа», оказывается, сами жители Русы (рушане), а также «засада», то есть специальный военный гарнизон, защищающий город, а также те люди, кто более или менее случайно оказался в городе, но был способен (и заинтересован) оказать вооружённое сопротивление – те же торговцы-коммерсанты, в данном случае разделённые на две категории: с местным размахом операций (вероятно, жители Новгородской земли) и более широким (прибывшие из других земель Руси, а может быть, и чужеземцы) – соответственно, купцы и гости[694]. В состав «засады» входят огнищане и гридьба. Значит, это были группы профессиональных или полупрофессиональных военных.

Летописное известие прямо не говорит о какой-либо связи огнищан и гридьбы с князем. Однако, о такой связи можно думать, если обратить внимание на то, что события разворачиваются именно в Русе. Хорошо известно, что этот город в древности находился в сфере особых интересов князей – здесь были княжеские охотничьи угодья, а также князья получали доходы от разработки соли, которая велась здесь испокон века[695]. Последнее обстоятельство заставляет сразу вспомнить галицкую Коломыю – ведь это тоже был центр добычи соли. Едва ли можно объяснить случайностью то, что именно в Русе упоминаются те категории людей, которые, как заставляет думать логика настоящего исследования, составляли в Новгородской земле прямую аналогию «оружникам», известным нам по «Летописцу Даниила Галицкого». Очевидно, обнаруживаются аналогичные порядки: новгородские князья так же, как и галицкие, содержат на доходы от добычи и торговли солью воинов, которые, разумеется, должны были находиться в их прямом и непосредственном подчинении. Именно князь в Новгороде всегда возглавлял военную организацию и военные предприятия.

В чём именно состояло различие между огнищанами и гридьбой, сказать трудно. Поскольку как жители Новгорода упоминаются только огнищане (в «Уставе о мостех»), логично предположить, что гридьба была то ли ниже статусом, то ли проживала не в Новгороде, а по городам и крепостям Новгородской земли. Возможно – если исходить из упоминаний гридей и огнищан в «Русской Правде», – у двух этих групп была какая-то специализация: огнищане отвечали за княжеские хозяйство и доходы, а гриди выполняли собственно военные функции, поэтому одни находились ближе к князю, другие – несли службу там, где это требовалось военно-стратегическими соображениями. Защита огнищан в «Правде Ярославичей» вирой в 80 гривен, а также способ перечисления в летописи– сначала огнищане, потом гридь– намекают на то, что первые статусом были выше вторых.