Боярин

Вновь ослепительная вспышка. А затем – полумрак, наполненный стонами и воплями. Хлесткие удары кнута. Рассеченная кожа цвета оливка. Безумные от боли глаза. Кровь, сочащаяся из ран и… Смех, больше напоминавший лошадиное ржание. А еще… Танцующее существо, с туловищем в виде яйца, короткими, смешными ручками-ножками, похожими на пуговицы глазами, носом-пупырышкой и разинутой в дурацкой улыбке беззубым ртом. Оно никак не вписывалась в общую картинку. Кто это? Инопланетянин? И кого этот человек-яйцо так ему напоминает?

Когда Мальцеву удалось освободиться от рукопожатия Фишера, он почувствовал невыразимое облегчение. Хватит с него экстрасенсорики. Пожимать руку Фриде он уж точно не станет. Странная парочка…

Дав такую характеристику Фриде и Фишеру, Георгий не забыл напомнить себе о том, что, возможно, носит свое имя и является чудовищем, по сравнению с которым два «Ф» – просто детки в песочнице. Можно искать сучки в их глазах, но нельзя забывать о бревне в своем собственном…

– Что встали?! – рявкнул вдруг Фишер, обращаясь к челам, наблюдавшим за встречей. – Я не отдавал приказа отдыхать! Работаем, твари, работаем! Если каждый будет заниматься своим делом, мир будет вертеться намного быстрее!

Фишер вновь повернулся к гостям и развел руками.

– Скоты. Понимают только язык палки. Ленивые уроды. И упрямые. Предпочитают сдохнуть, чем пахать в полную силу. Ну, Иван, пойдем, что ли, бабахнем за встречу по маленькой?

– Мы спешим… Вондра…

– Старый пердун твой Вондра. Подождет. Пойдем-пойдем. Кровно обидишь. Фрида приготовила отличное пойло. Веришь, от крепости этого ликерчика глаза на лоб лезут. Он просто так и нашептывает на ухо «Выпей меня!».

– Ну, если глаза, если нашептывает… Если на лоб, – Иван пожал плечами. – Пойдем, Георгий. Давно пора перекусить.

Они двинулись вперед, мимо надсмотрщиков, которые с трудом удерживал своих свирепых псов, рвавшихся испытать свою челюсти на незнакомцах и челов, начавших мостить дорогу с удвоенной энергией.

Фрида шла впереди. Сделав очередную затяжку, она остановилась и ни с того, ни с его хлестнула кнутом по спине ближайшего чела. Тот уронил камень, который собирался укладывать, резко выпрямился и смерил Фриду испепеляющим взглядом. Это был статный красавец, как сказали бы в прежние времена, кавказской наружности. Ростом с Ивана он имел более спортивную и точеную фигуру, чем поставщик и лицо древнеримского гладиатора. Многочисленные белые полосы на спине, груди говорили о том, что с плеткой и палкой он знаком далеко не шапочно.

– Че уставился?! – расхохоталась Фрида, каркающим смехом вороны. – Ведь убил бы меня, если бы смог? Правда? Убил бы? Знаю-знаю. Да только руки коротки. Ты мне нравишься. Работай, падла!

Чел поднял свой камень и занялся делом теперь уже с новой раной на спине. Фрида же, пройдя несколько шагов, обратилась к Фишеру:

– Как тебе этот красавчик?

– Неплох. Просто Ап… Этот… Ну, как его… Апло…

– Аполлон, дурачок.

– Точно. Хорош.

– А если и между ног у него все так же отлично, я бы не отказалась, что этот чел засадил мне по самое не могу, – Фрида осклабилась. – Ну, а я попробовала бы на вкус то, что вытекает из его шланга.

– Стерва! – с улыбкой вздохнул Фишер. – Ну и стерва же ты, Фрида!

– Так ты не прочь, если сегодня ночью я слегка порезвлюсь с этим Аполлоном?

– Да хоть с десятком!

– А это идея. Десяток – сильно сказано, но если мне все дыры вопрут пятеро таких жеребцов… Надо как-нибудь попробовать, – Фрида, никого не стесняясь, провела ладонью себе по промежности и мечтательно улыбнулась. – Да-да… Во все дыры, чтоб воздуху не было куда выйти!

– Заткнись! – буркнул Фишер. – А вы, ребята, не удивляйтесь. Ревновать к челам – глупо. Они ведь не люди, и не животные.

Мальцев улыбнулся. Его, конечно, шокировала распущенность Фриды и свобода нравов, царивших у русов, но вопиющая непосредственность плоскогрудой сучки была достойна восхищения. Что касается высказывания о людях и животных, то ничего нового Фишер не придумал – наци всегда были сторонниками этой теории.

Фишер привел гостей к большой, очищенной от пальм поляне. В центре ее стояли три, сооруженные из бревен, навеса странной конструкции. Странность заключалась в том, что навесы стояли на пальмовых пнях, как на сваях и, благодаря этому поднимались над землей на целый метр. Плоские крыши навесов покрывали несколько рядов пальмовых листьев.

Один навес, площадью в добрых полсотни квадратных метров, был открыт и предназначался для надсмотрщиков, второй, размером еще больше, имел стены-решетки, мастерски сделанные из пальмовых стволов и дверь, которая запиралась тяжелым засовом снаружи.

В это здание, как догадался Георгий, помещали на ночь челов. Третий навес, судя по перилам, со следами потертостей и горам обглоданных костей на полу, предназначался для сторожевых собак-монстров.