Боярин

— Ты-ы?

— Я, княгиня. Не знали, как воспротивиться руке Рюриковичей, вот и удумали. А под то дело обратились все втроем к Жилину. Тот и взялся дело сделать. Так вот, единственная вина Карпова в том, что он устроил все так, чтобы ни купец, ни Медведков не упомянули моего имени в связи с тем делом, а взяли всю вину на себя.

— И тому никаких свидетельств?

— Никаких, княгиня, — глядя ей прямо в глаза, ответил боярин.

— И отчего ты все это говоришь мне?

— Из друзей порой случаются предатели, из врагов — самые преданные друзья. Я хочу служить во славу Пскова, хочу, чтобы земля эта оставалась вольной. Но для этого мы должны измениться. Мы много по этому поводу говорили с Иваном, и на многое я теперь гляжу иначе. Ить мы и впрямь в погоне за выгодой забываем о нашей земле и долге перед людьми. А можно и о том помнить, и о себе не забывать. И, несмотря на младость лет, Иван открыл мне на это глаза.

— Меня он с самого начала держал в своих планах? — с прищуром уставившись на боярина, поинтересовалась Лиза.

— Только в подспорье князю Трубецкому. Тебя призвать на княжий стол предложил уже я. Он лишь озвучил те слова на совете.

— Ох и наворотили вы тут. Москве обзавидоваться впору.

— Да оно как-то само. Узелок к узелку, петелька к петельке — и сплелась тенёта, даже сам диву даюсь.

— Прости, Ефим Ильич, но как относиться к тебе теперь, я и не ведаю.

— А жизнь сама все по местам расставит. Просто обождать надо, знать и помнить.

— Уж поверь, я о том никогда не забуду. Не смогу.

— А и никто не смог бы.

— Ефим Ильич, а что там по поводу шведской проказы порешили? — меняя неприятную тему разговора, спросила Лиза.

— Слать в Дерпт да Нарву посланников. Да требование послу выставить, дабы купцов отпустили да за обиду возместили. Ну и шведских купцов под арест. Да только их и так в Пскове нет. И через канал не идут.

Так уж случилось, что с начала навигации несколько псковских купцов были задержаны как при прохождении мимо Нарвы, так и по прибытии в Дерпт. Эти города являлись своеобразными воротами на Балтику и в Инфлянтию. И вот они оказались на замке.

Ясное дело, что несли убытки и шведы, потому как им доступ также был перекрыт. Зато торговцы иных наций пропускались невозбранно. Хм. И вместе с ними — суда купца Ерохина. Оно вроде над ним развевается флаг новгородский. Но ведь всем ведомо, что те суда возят руду для замятлинских заводов и вывозят оттуда товары. То есть в то время, как у всех торговля встала, Карпов не нес никаких убытков.

Мудрый ход с новгородским купцом? Возможно. Да только на фоне распространяющихся слухов о том, что все неприятности с соседями случились ввиду несговорчивости боярина, никак не добавляли ему популярности.

— Не станут шведы никого отпускать. И уж тем паче платить серебром, — покачала головой Лиза.

— Не станут, ясное дело, — согласился Пятницкий. — Еще и войной грозиться будут. А то, может, и не только грозиться. Но народ сейчас настрой имеет решительный. Мол, как заявятся, так и получат по сусалам. Чай, не впервой, — пожав плечами, закончил боярин.

— И все? — удивилась Лиза.

— Ну отчего же. Сама ить ведаешь, укрепления приводим в порядок, арсеналы проверяем. Пополняем запасы пороха. Инспектируем состояние пушек по всем крепостям. Этой зимой в Ивангород да Гдов новые пушки отлили и поставили. Ополчению учение устроили, не чета иным годам. И народ к тому с пониманием. Чай, прошлым летом ляхи встряхнули нас малость.

— А Карпов?

— А что Карпов?

— Ну так вся эта возня, по сути, одного его и касается.

— Его, паразита такого, — с явным уважением и с усмешкой подтвердил Пятницкий. — Да только молчит он.

— Как — молчит?

— А вот так. Молчит, и все тут. Его все пограбить да извести хотели, а он лишь молча резался и злил ляхов. Потом заявились большими силами, он им всем так кровь пустил, что небо с овчинку показалось. Не серчай, княгинюшка, но я-то уж ведаю, как оно там при Бобровне-то случилось. Нужды ни в твоем покойном муже, ни в дружине его уж и не было.

— То и я ведаю, — продолжая внимательно глядеть на Пятницкого, кивнула Лиза.

— Вот и теперь. Шведский посол распаляется, старается, в народ разные слухи запускают, мол, через Карпова в Псков беда великая прийти может. А он, аспид такой, и в ус не дует, и в бороде не чешется.

— И?

— Так всяких хватает. И тех, кто подхватывает те слухи, мол, Карпов не обеднеет, коли со шведами наукой поделится. Ну и с ними, горемычными, поделиться не помешает. Коли так-то. А как довести, чтобы швед пришел, так тут уж всем не до радости будет. Но то разговоры несерьезные. Все больше завистники до чужого добра.

— А Карпов, стало быть, молчит?

— Молчит, аспид. Хотя сдается мне, что лучше бы слово молвил. Все шведам спокойнее было бы. А то поди пойми, чего он там удумал в своем Замятлино.

— А что он там удумал? — тут же навострила ушки княгиня.

— Так того никто не ведает, княгиня. Ни швед, ни мы, грешные. Он ить к себе никого не пускает.

— Так-таки и не ведаешь, Ефим Ильич?