Боярин

Словом, не вызывал у нее доверия соратник Карпова, и все тут. И вдруг в его лице она обрела настоящего помощника и заступника. Всякий раз он выступал на ее стороне, осаживая даже москвичей, которые предпринимали попытки взнуздать княгиню. Хотя, казалось бы, куда дальше-то. У нее и власти-то, считай, никакой нет. Муж — тот, по крайней мере, во главе полков стоял. А тут приняли решение, что для командования войсками ей надлежит выбрать посадника.

— И что там, Ефим Ильич? — спросила она у Пятницкого.

— Постановило вече, что ты, княгиня, можешь к нему обращаться через своего посадника и выносить на обсуждение вопросы, касаемые разных сторон жизни и бытия господина Пскова.

У Лизы даже глазки загорелись. Получилось! У нее получилось! Веками в Новгороде и Пскове только и делали, что урезали права князей, обкладывая их обязанностями. Дошло до того, что и войском князь сам командовать не мог. Решение обязательно должно быть принято вместе с двумя посадниками. Причем если эти двое могли заблокировать любой его приказ, то князь им противиться не мог. И тут…

Предложение исходило не от нее, пусть она и могла присутствовать на совете бояр. Как ни странно, но об этом заговорил Пятницкий, рассыпавшись пространной и рассудительной речью. Суть была проста. Ранее князь мог издавать указы лишь в некоторых областях и в случае войны.

В военном походе посадники при войске получали только совещательный голос. Решение отныне должно быть исключительно за князем либо его посадником, коему вверялось войско. Выгоды единоначалия прекрасно проявились в битве при Бобровне.

Княгиня получала право обращаться непосредственно к вече через своего посадника и выносить на обсуждение любые вопросы. Предложения те могут быть приняты не менее чем тремя четвертями голосов вечевиков. Для отмены достаточно простого большинства.

Просто небывалое для Пскова! Пятеро из бояр выступили категорически против. Пятницкого поддержал один Карпов. Такой же провальный результат их ждал и при обсуждении на малом вече. И вот общее вече, основу которого составлял простой люд, поддержало это предложение, справедливо рассудив, что от княгини всяко пользы бывает побольше, чем от некоторых бояр, умышляющих против Пскова.

Незначительная уступка, от которой можно будет избавиться без следа, когда великая княгиня оступится и покинет стол. Это она сейчас любимица. Но любовь толпы переменчива. Нужно только запастись терпением и ждать удобного случая. Однако на деле это был первый шаг, ведущий республику в ином направлении. К сильной и жесткой руке, без которой бояре и купцы уж больно распоясались, трясясь над своей мошной и позабыв об интересах Пскова.

— Ну чего глядишь на меня, позабыв, как дышать? — лукаво спросил Пятницкий.

— Честно говоря, я не верила.

— Да, признаться, и я не верил. Однако он опять оказался прав.

— Кто?

— Так Иван Архипович, кто же еще-то. Тебе ить пояснять не надо, что вече — оно не само по себе. И коль скоро бояре да купцы воспротивились, то-о… А тут эдакое единодушие, что диву даешься. Ох, не зря он эту хитрость с госпиталем и лекарскими домами в посадах удумал. Да и школы эти, к коим тебя всячески приплетал.

При этих словах Лиза вдруг нахмурилась. Вот. Еще и это. Всегда и везде он всячески выдвигал вперед ее. Не князя, а его супругу. И вот теперь… Ну как после всего этого уверовать в его непричастность к убийству мужа? Ить все указывает на то, что он давно и крепко держит ее в своих планах.

— Что случилось, княгиня?

— Да так. Вот подумалось, а к чему ему это все?

— К тому, что хочет видеть Псков сильным и в союзе с Москвой.

— Эка. Извечные сторонники Москвы, стало быть, не больно-то горят желанием, а он восхотел. Да еще и ты у него в соратниках, — вздернув бровь и вперив в боярина внимательный взгляд, с иронией произнесла княгиня.

— Удивительно?

— Не то слово.

— Вот и мне удивительно, — с растерянной улыбкой вздохнул Пятницкий. — Но верю ему, и все тут.

— Ефим Ильич, а кто ведал дознанием по убийству супруга моего?

Давно боярин ждал этого вопроса. С самого приезда княгини. Но та все молчала. Не хотела бередить еще не зарубцевавшуюся рану? Иль боялась чего-то? Хм. А ить, пожалуй, и боялась.

— Прямо сейчас могу провести в приказ и предоставить все бумаги по тому делу. Да только поверь, княгиня, ничего ты там нового для себя не сыщешь. Разве что подробности тех списков, которые отправили твоему брату, государю московскому.

— И все же я хотела бы сама прочесть их все. От первой и до последней бумажки. И переговорить с теми видоками, что были при деле. Лично и один на один.

— Как скажешь, — легко согласился Пятницкий.

Помялся малость, покряхтел и наконец глянул прямо в глаза княгине:

— Только ничего ты там нового не сыщешь, дочка. И коли желаешь уличить в чем Ивана, то вина его лишь в одном.

— И в чем же?

— В том, что меня выгородил, — решив не поминать Горячинова, проговорил Пятницкий, словно бросился в омут с головой.

— И в чем же он тебя выгородил?

— Нападение на тебя, в первый твой приезд в Псков. К тому делу имели касательство покойные бояре Аршанский и Медведков. Ну и я, грешный.