– Кидани? – Курдюм удивленно приподнял левую бровь. – Что-то про таких не ведаю.
– Из татар они, батько, – вскользь пояснил Ахмет. – Чингису, хану, помогали править, и многим другим.
– А тут они что забыли?
– То, батько, у пленника спрашивать надобно.
– И спросим! – атаман перевел взгляд на Павла. – Ну? Что молчишь?
– Кидани – Суань Го, Ли Чань, Игдорж Даурэн – едут в Сарай, как тайные соглядатаи Гуюка, хана из далекой Монголии.
– А тебя чего они ловят?
– Так я ж прознал, кто они на самом деле такие! И мои люди, – Ремезов кивнул на Машу с Яцеком, – тоже про то ведают. Вот и ловят. Чтоб поскорее убить.
– Чего ж раньше-то не убили? – резонно поинтересовался Курдюм.
Боярин повел плечом:
– Так пытать хотели сперва, а мы – сбежали. Ежели хочешь, так расскажу – как.
– Расскажи, – пригладив растрепанную ветром бороду, охотно покивал атаман. – А мы все послушаем. Верно, робяты?
– Верно, батько, верно.
Все, свободные от исполнения атаманских приказов разбойники с видимым удовольствием расположились на бережку – кто уселся на топляки, кто забрался в замаскированные лодки, а кто и просто развалился в траве, зеленой, как глаза юной красавицы Марии.
Пожав плечами и напившись, Ремезов тут же рассказал о побеге все, причем с такими подробностями, о коих вполне можно было б и умолчать, да вот только Павел молчать не счел нужным, поведав и о реакции стражей, и о приватном Машином танце.
Хлопнув себя по ляжкам, Курдюм посмотрел на девушку:
– От ты так, голышом, и плясала? Отвечай, когда спрашивают!
Маша опустила глаза:
– Плясала. Что ж. Господине Аким много добра для нас сделавши.
– Эх, была б ты, девка, погрудастей, да пополнее… А то что на тебя пялиться-то – кожа да кости одне!
Бродники расхохотались, а вспыхнувшая со стыда девушка еще больше потупила взор. Детинушко Дуб-Дубыч поднялся на ноги, похлопал красавицу по плечу:
– Ничо, дева. Ничо! От тя не убудет.
Разбойники снова захохотали, заржали, словно перекормленные кони, и пуще всех – атаман Курдюм, явно положивший глаза на Машу, что сильно не понравилось Павлу.
Выставленная в эту ночь засада на возможную погоню никакого результата не принесла – никто близ реки не появился: ни караванная стража, ни Суань Го со своими людьми. Впрочем, совсем уж неудачным ночное дежурство считать было нельзя – уже рано утречком Дуб Дубыч доложил атаману о нескольких больших лодках с товарами, кои как раз под утро прошмыгнули вниз по течению.
– Баконя грит – ночесь прошли, видать, к Азаку направились. Лодки полные, осадчивые – с товаром.
– Добро, – Курдюм осклабился и неожиданно подмигнул всем, бывшим с ним рядом, бродникам, четверо из которых – довольно еще молодые парни, судя по скуластым лицам – половцы – не сомкнули глаз с полночи, бдительно охраняя пленных. Даже и сейчас настороженно присматривали, Ремезов даже скривился:
– Да не убежим мы никуда, зря вы волнуетесь.
– Убежите – не убежите, – высморкавшись, философски заметил главарь, – а присмотр все одно нужен.
Павел пожал плечами – кто бы спорил? Хотя, наверное, его слова все же возымели действие – с пленниками остались только двое разбойников, все же остальные, повинуясь приказу своего атамана, скоренько собрались и двинулись вниз по реке – кто на челнах, а кто и по берегу – на лошадях. Ясно было – куда: конечно же, торговые ладьи грабить!
– Как ты, Маша? – проводив взглядом лодки, боярин присел на топляк, рядом с девушкой. – Никто не приставал ночью?
– Никто, – юная красавица улыбнулась и, хлопнув ресницами, зевнула, быстро перекрестив рот. – Я-то, господине Аким, не спала, все в траве ворочалась, слыхала, как эти почитай всю ноченьку про что-то сговаривались. Слыхала, вроде и про нас говорили – мол, то ли убить от греха, то ли в Азаке, на рынке, продать, есть у них там верные люди.
Азак, он же – Тана, будущий Азов – торговая фактория Генуи на топких берегах Азовского моря, ныне платящая дань татарам.