Боярышня Дуняша

Дуня подошла. Мария Борисовна ласково улыбалась, а Иван Иваныч горделиво смотрел на женщин и наслаждался всеобщим восторгом.

— Как же тебе такое в голову пришло? — спросила княгиня, показывая на крутящуюся тарелочку с лопастями.

— Да вот, — робко начала Дуня, не зная, что и сказать, — княжич говорит, что воздух — это пустота, а я говорю, как же пустота… — Дуня жалобно посмотрела на Иван Иваныча — и тот смилостивился и взялся сам разъяснять.

Этот зануда оказывается успел принять идею о том, что воздух — это требующая изучения масса, сродниться с нею и даже поучаствовать в доказывающем это эксперименте, поэтому сейчас легко выдавал лекционный материал:

— Воздух — это постоянно меняющаяся часть мира…

Дуня, как и другие, стояла, раскрыв рот. Княжич говорил, как по писанному! Сразу становилось понятно, что с мальчиком занимаются серьёзно и основательно. Дуня, грешным делом, думала, что она одна такая умная мелюзга, но княжич буквально растоптал её. Он легко использовал в своей речи примеры из писания, вворачивал греческие и латинские слова, делил воздух на аэр и эфир…

Чуть позже, когда подавленная красноречием и масштабом знаний княжича, Дуня ехала домой, а Маша рассказывала деду о сегодняшнем дне, то она сообразила, что мальчишка получает энциклопедическое образование, а вот практики у него нет.

Зато она практик и в данных обстоятельствах это полезнее. Данный факт немного примирил её с собственной необразованностью, и Дуня задумалась о разногласиях среди боярынь по поводу личного участия княжича в создании игрушки. Было высказано, что княжичу негоже утруждать свои рученьки работой, правда тут же в ответ прозвучало, что испокон веков князьям незазорно выходить в поле и работать, так почему же сейчас наследник московского княжества должен сторониться ремесла?

Княгиня мягко пресекала подобные споры, понимая, что разногласия в этом вопросе обусловлены местом рождения боярынь. Где-то стыдно было князю не уметь сеять и собирать хлеб, а где-то позором считалось даже на время сменить меч на орало, копьё на серп. Про ремесло же она ничего не могла сказать, а Дуня благоразумно промолчала, хотя помнила из фильмов, что многие правители обучались какому-либо мастерству*.

— Заедем в церковь, помолимся, чтобы всё обошлось, — решил дед, выслушав эмоциональный рассказ Маши о прошедшем дне.

Доброхоты ему уже доложили, что его младшая внучка носилась по двору вместе с княжичем, сорвала работу в медницкой, а потом дети устроили переполох у женщин.

В таком ракурсе княжич выглядел молодцом, а девочка невоспитанной и дерзкой. Еремей хотел дать подзатыльник Дуньке, чтобы впредь никуда не лезла, но внучка выглядела расстроенной и тихо сидела, уставившись вдаль ничего не видящим взглядом.

А Дуня теперь сидела и подсчитывала сколько могла бы заработать на вертелке и на что потратила бы деньги. Оказалось, что ей так много всего надо… но увы и ах!

В церкви внучка ожила, нетерпеливо заозиралась, несколько раз тяжко вздохнула, и боярин облегченно выдохнул. Дуняшка терпеть не могла подолгу стоять на месте, ничего не делая.

Перед выходом Еремей насыпал в ладошки внучек полушек, чтобы они раздали милостыню и неторопливо выплыл на улицу. Девочки последовали за ним. Народу на площади было немного и всё было спокойно.

На секунду Еремей Профыч замер, вспомнив, как в прошлый раз Дунька зажилила милостыню, а бабе с бельмами под нос сунула кукиш… Сердце ёкнуло у дьяка. В тот раз все обошлось, потому что баба прозрела… а начав зло лаяться, получила кнутом от Гришки. Он ещё раз окинул взглядом нуждающихся и успокоился. Тишь да благодать!

Еремей чинно сошёл со ступенек и, услышав позади благодарные: — Спаси тя бог, боярышня! — довольно улыбнулся.

Люди перед ним расступались и дьяк степенно двинулся вперед. Маша семенила следом, аккуратно вкладывая в протянутые руки деньгу. Её благодарили, а вот на Дуняшу поглядывали… странно. Еремей подметил это, недовольно поджал губы, но ничего изменить не мог. Большинство просящих делали вид, что в упор не видят его младшей внучки.

Сама Дуняша понимала, что давно прижившиеся тут попрошайки игнорируют её из-за той бабы, что сумела залепить себе глаза какой-то гадостью и притворялась слепой. Да и не в первый раз Дуня шла, не задерживаясь возле примелькавшихся нищих, поэтому от неё уже ничего не ждали.

Но слухи о жадности маленькой боярышни не ползли по городу, потому что девочка отдавала все выданные ей монетки семьям погорельцев или семьям крестьян, пришедшим в город из-за голода. Таких сразу можно было отличить от местных.

Вот и сейчас все должны были разойтись тихо-мирно. Маша уже раздала милостыню и была награждена благодарственными словами, а Дуня, зажав в кулаке мелочь, тащилась следом и размышляла на тему пользы подаяния.