Боярышниковый лес

Вреда такая репутация не причиняла, а вот пользы приносила немало, снимая барьеры и помогая клиенткам мне довериться. И они доверялись. Еще как доверялись. Взять, к примеру, хоть эту удивительную девушку Хейзел, которая рассказывала о своих интрижках на одну ночь и о том, какой одинокой и использованной она себя потом чувствовала. Она бы никогда не заикнулась о подобном, если бы думала, что я гетеросексуальный мужчина, который может испытывать к ней интерес определенного плана.

Я приложил все усилия, чтобы смягчить ее донельзя вызывающий образ и придать ей немного благородства. Посоветовал придерживаться более классического стиля в одежде и пореже оголять живот. Она сказала, что мой совет отлично работает.

Еще приходила клиентка по имени Мэри Лу, парень которой всячески пытался избежать серьезных отношений. Он был с ней очень счастлив, но не разрешал Мэри Лу перевезти к нему свои вещи. О кольце, естественно, даже близко разговоров не велось. Я посоветовал девушке проявить самостоятельность и отправиться на отдых с подругами. Нет, не такой отдых, который строится вокруг солнца и секса с официантами, а, наоборот, культурный. Она сильно сомневалась, но все сработало как надо. Парень очень забеспокоился, когда увидел, что Мэри Лу может обходиться и без него.

Так что я был вполне счастлив. Мне понравилась красивая девушка-дизайнер по имени Лара, одна из постоянных клиенток. Все это время я продолжал ходить в «Миледи» к мистеру Диксону – ведь он, в конце концов, дал старт моей карьере. Иногда я приносил ему подарки: то качественное зеркало, то фен с турборежимом, то упаковку новых полотенец, но никогда не отказывался от заработанных денег, хотя мог без них обойтись.

Мистер Диксон был человеком старой школы. Я не хотел его обижать.

Однажды он зашел в наш салон и окунулся в царящую в нем атмосферу. Потом он сказал, что я хороший парень, лучший из всех, кого он знает, и ему плевать на мои пристрастия; это мое дело. Личная жизнь, так сказать.

И я просто не смог ничего толком ему объяснить. Все было слишком сложно. Вскоре мистер Диксон умер и оставил свой салон мне.

Я не мог в это поверить. Но у мистера Диксона не было близких родственников, и он не хотел, чтобы дело всей его жизни пропало, а на его месте открылась какая-нибудь забегаловка.

Я понятия не имел, как поступить со свалившимся наследством. Парикмахерская была убыточной и до смешного старомодной, но я знал, что закрыть ее не смогу. Кроме того, я не хотел обокрасть всех этих пожилых дам, которые годами ходили в заведение мистера Диксона, превратив его в филиал салона «У Фабиана» со всеми вытекающими. Впрочем, я не особенно забивал себе голову этими вопросами. Меня занимали другие вещи.

К тому времени я бесповоротно влюбился в Лару, но она считала меня геем, и я никак не мог убедить ее в обратном.

– Глупости, Фабиан, не могу я тебе нравиться. Милый, да тебе же самое место на гей-параде, – смеялась она. – Мы с тобой друзья, ты просто по глупости разругался с каким-нибудь классным парнем и решил заявить ему: «Вот смотри, теперь я закрутил с девчонкой!»

– Я не гей, Лара, – говорил я, стараясь не сорваться на крик. – Я стопроцентный гетеросексуал.

– Ага, как, видимо, и Джерри, и Генри и Бэзил из салона, – продолжала она насмешливо.

– Нет, разумеется, нет. Но я – да.

Без толку. Я сказал, что меня зовут Здоровяк, но это еще больше развеселило Лару. Или Джордж, добавил я в отчаянии, и она посоветовала мне уже определиться.

Между тем названивала с вопросами нервная женщина, которая временно управляла «Миледи». То она не могла решить, что делать с квитанцией на электричество, то сомневалась, нужно ли заказать еще кондиционера. А сейчас в довершение всего в подсобке с одной из моих лучших мастериц случилась истерика. Она заходилась в рыданиях, подвывала и несла что-то бессвязное: она испортила кому-то волосы, не поняла, что ее муж мечтает о детях, а люди совсем не доверяют друг другу.

О чем еще можно мечтать этим прекрасным рабочим утром?

Джерри с Бэзилом, которые обычно на раз справлялись с приступами дурного настроения, нервными срывами и неконтролируемыми эмоциональными всплесками, в растерянности разводили руками. Генри сказал, что нужно вызывать «скорую». Я зашел в подсобку и сел рядом со своей сотрудницей.

– Пандора, – мягко заговорил я.

– Ви, меня зовут Ви, – прорыдала она.

Я и забыл. В салоне она всегда была Пандорой.

– А я – Здоровяк. Это мое настоящее имя.

Я решил, вдруг поможет. Не помогло.

– Здоровяк? – недоверчиво переспросила она.

– Увы, да, – подтвердил я.

– О господи, – простонала она. – Этого еще не хватало. Тебя зовут Здоровяк.

Я решил перейти к делу. Пандора-Ви опять начала всхлипывать, поэтому я едва разбирал примерно одно слово из четырех: ее муж Иэн, клиентка на одиннадцать, бедная Бренда Десмонд с французом и новая луна.

Я подумал, что Генри, вероятно, прав. Может статься, она просто помешалась и ее требуется изолировать от окружающих и поместить в лечебницу. Я дал ей воды и успокаивающе похлопал по руке.