Я бы с радостью устроилась в школу Святого Мартина. Да и кто бы отказался от такого места? Это учебное заведение было единственным в своем роде. Там творили настоящие чудеса, не в пример тем, которые приписывались источнику Святой Анны в лесу, где я играла с Алистером и выгуливала собак. Но вакансий там не оказалось.
В Россморе же не было специализированной школы для глухих детей, однако имелись специализированные отделения в католических школах для мальчиков и девочек. С ребятами мне повезло, хотя, как и любой начинающий преподаватель, я наделала целую кучу ошибок и многому научилась в тот свой первый год.
Я поднаторела в грамотном распределении обязанностей по хозяйству, поэтому дом и сад поддерживались в отличном состоянии и без моего непосредственного участия. А благодаря тому, что я оформила доставку продуктов, можно было продолжать устраивать по пятницам званые ужины.
Когда свекровь похвалила меня за то, что я начала работать, – причем по ее тону было ясно, что хвалить тут решительно не за что, – я нарочно сделала вид, что приняла ее слова за чистую монету и поблагодарила за поддержку.
Я попробовала заскакивать к Фабиану на укладку в обеденный перерыв, а маленькую темную комнатку, которая раньше использовалась как кладовка, переоборудовала в кабинет, чтобы мои записи, ноутбук и прочее не валялись больше по всему дому. Пришел конец незапланированным вылазкам с мужем на обед в уютные итальянские ресторанчики и долгим походам по магазинам с кредитной картой в руках. Я узнала то, что знает любая работающая жена: если ложишься поздно и не моешь посуду сразу после ужина, то утром, перед работой, это сделать гораздо сложнее.
Раз в две недели мы навещали Алистера, который обзавелся кучей друзей, занимался в шахматном клубе и в группе по наблюдению за птицами, – я утвердилась в мысли, что мы поступили правильно, отдав его в эту школу. Дома мы бы не смогли предоставить ему такие возможности.
На работе я часто слышала, что женщины говорят о своих мужьях, партнерах или просто любовниках. Каждое слово, вылетавшее из их рта, лишний раз убеждало меня в том, каким сокровищем оказался Лоренс. Душевный и увлеченный делом мужчина, который рассказывал мне все о своей работе, всем со мной делился, каждому говорил, что я чудесная и обворожительная, – он до сих пор использовал это слово в мой адрес, причем, к моему смущению, прилюдно. Даже не знаю, зачем мне понадобились чужие россказни, и без них было ясно, что он великолепен.
Я слушала жалобы женщин на то, что им изменяют. Многие из них, даже умудренные жизненным опытом, ходили к источнику Святой Анны в надежде на какое-то волшебство, способное спасти их брак. Я же просто знала, что Лоренс мне верен. Он был таким же влюбленным и так же страстно желал близости, как и много лет назад, когда мы только познакомились в том лыжном домике и я не подпускала его к себе. Иногда я уставала, или должна была изучить свои записи, или рано вставать – в такие моменты я никак не могла ответить ему взаимностью; даже возникало смутное желание, чтобы он тоже устал, захотел спать или ненадолго потерял интерес к интимной жизни. Но, по рассказам коллег, с этого и начиналась дорога к изменам.
Нэнси часто говорила мне, что я, пожалуй, самая счастливая женщина на свете. То же говорила и тетя Шелл. И моя мама, и мама Лоренса.
Я и сама так думала.
Мне лишь хотелось, чтобы муж чуть больше интересовался моей работой. Я его работой интересовалась очень живо. Расспрашивала о делах, что он вел, помогала искать нужную информацию в судебных решениях. Я знала всех партнеров его фирмы, всех потенциальных партнеров, соперников, союзников. Мы до посинения обсуждали, когда уже наконец статус партнера предложат ему, и пришли к выводу, что это случится в ближайшие полтора года.
Я убедила мужа не говорить Алистеру, что в компании отца его уже ждет теплое местечко. Лоренс считал, что это придаст Алистеру уверенности в будущем, а я – что лишит его выбора.
Лоренс обсуждал со мной подобные вопросы за бутылкой вина, и это было именно обсуждение, а не спор. Он всегда вел себя в высшей степени разумно и старался понять мою точку зрения. Возможно, говорил он, я права и нашему сыну нужно дать больше свободы в жизни, больше простора для надежд и мечтаний, как было у всех нас. Слушая Лоренса, я задавалась вопросом: почему же я тогда постоянно просыпаюсь в три часа ночи, мучаясь от беспокойства?
Ведь, казалось бы, мне совершенно не о чем беспокоиться.
Но когда я подумала о школе Святого Мартина, то вдруг поняла, что меня тревожит. Лоренс не представляет себе, что значит преподавать. Не знает, какие чудеса там могут сотворить с глухими девочками. Он пытался выглядеть заинтересованным, когда я рассказывала ему о достижениях школы и о том, как ее выпускницы добиваются таких высот, о которых слышащие дети могут только мечтать.